Раковый корпус

И Олег радовался, что кажется он может
этот вызов принять, кажется он способен померяться с ней.
Все страсти жизни возвращались в выздоравливающее тело! Все!
-- Зо-я! -- нараспев сказал Олег,-- Зо-я! А как вы понимаете своЈ имя?
-- Зоя -- это жизнь! -- ответила она чЈтко, как лозунг. Она любила это
объяснять. Она стояла, заложив руки к подоконнику, за спину -- и вся чуть
набок, перенеся тяжесть на одну ногу. Он улыбался счастливо. Он вомлел в неЈ
глазами.
-- А к зо-о? К зо-о-предкам вы не чувствуете иногда своей близости?
Она рассмеялась в тон ему:
-- Все мы немножечко им близки. Добываем пищу, кормим детЈнышей. Разве
это так плохо?
И тут бы, наверно, ей остановиться! Она же, возбуждЈнная таким
неотрывным, таким поглощающим восхищением, какого не встречала от городских
молодых людей, каждую субботу без труда обнимающих девушек хоть на танцах,--
она ещЈ выбросила обе руки, и прищЈлкивая обеими, всем корпусом завиляла,
как это полагалось при исполнении модной песенки из индийского фильма:
-- А-ва-рай-я-а-а! А-ва-рай-я-а-а! {122}
Но Олег вдруг помрачнел и попросил:
-- Не надо! Этой песни -- не надо, Зоя.
Мгновенно она приняла благопристойный вид, будто не пела и не
извивалась только что.
-- Это -- из "Бродяги",-- сказала она.-- Вы не видели?
-- Видел.
-- Замечательный фильм! Я два раза была! -- (Она была четыре раза, но
постеснялась почему-то выговорить.) -- А вам не нравится? Ведь у Бродяги --
ваша судьба.
-- Только не моя,-- морщился Олег. Он не возвратился к прежнему
светлому выражению, и уже жЈлтое солнце не теплило его, и видно было, как же
он всЈ-таки болен.
-- Но он тоже вернулся из тюрьмы. И вся жизнь разрушена.
-- Это всЈ -- фокусы. Он -- типичный блатарь. Урка.
Зоя протянула руку за халатом.
Олег встал, расправил халат и подал ей надеть.
-- А вы их не любите? -- Она поблагодарила кивком и теперь
застЈгивалась.
-- Я их ненавижу.-- Он смотрел мимо неЈ, жестоко, и челюсть у него
чуть-чуть сдвинулась в каком-то неприятном движении.-- Это хищные твари,
паразиты, живущие только за счЈт других. У нас тридцать лет звонили, что они
перековываются, что они "социально-близкие", а у них принцип: тебя не... тут
у них ругательные слова, и очень хлЈстко звучит, примерно: тебя не бьют --
сиди смирно, жди очереди; раздевают соседей, не тебя -- сиди смирно, жди
очереди. Они охотно топчут того, кто уже лежит, и тут же нагло рядятся в
романтические плащи, а мы помогаем им создавать легенды, а песни их даже вот
на экране.
-- Какие ж легенды? -- смотрела, будто провинилась в чЈм-то.
-- Это -- сто лет рассказывать. Ну, одну легенду, если хотите.-- Они
рядом теперь стояли у окна. Олег без всякой связи со своими словами
повелительно взял еЈ за локти и говорил как младшенькой.

Страницы: (335) :  <<  ... 102103104105106107108109110111112113114115116117 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Он может изгнать друзей
истины, но истина превозможет; он может унизить художника, но искусства
подделать он не в состоянии. Правда, явление весома обычное, что наука и
искусство преклоняются пред духом времени и что критический вкус
предписывает творческому законы. Где характер становится непреклонным и
твердым, там наука строго оберегает свои границы и искусство движется в
тяжких оковах правил; где, напротив, характер становится слабым и дряблым,
там наука стремится к тому, чтобы понравиться, и искусство - к тому, чтобы
доставить удовольствие. В течение целых столетий философы и художники
работают над тем, чтобы внедрить в низы человечества истину и красоту;
первые гибнут, но истина и красота обнаруживаются победоносно со
свойственной им несокрушимою жизненной силой. Художник, конечно, дитя века,
но горе ему, если он в то же время и воспитанник или даже баловень его.
Пусть благодетельное божество своевременно отторгнет младенца от груди
матери, дабы вскормить его молоком лучших времен, и даст дозреть до
совершеннолетия под дальним греческим небом. И после того как он станет
мужем, пусть он, в образе пришельца, вернется в свое столетие, но не для
того, чтобы прельщать его, своим появлением, но ради того, чтобы беспощадно,
подобно сыну Агамемнона, очистить его. Содержание он, конечно, заимствует из
современности, но форму - из более благородного времени; он возьмет ее и вне
всякого времени из безусловного, единства своего существа. Здесь из чистого
эфира его демонической природы, льется источник красоты, не зараженный
испорченностью поколений и времен, которые кружатся глубоко под ним в мутном
водовороте.
т.6 стр.276


Не о тех говорю я, которые только потому поносят граций, что никогда не
были ими обласканы. Каким образом могли бы оценить тихую работу вкуса по
отношению к внутреннему и внешнему человеку и не обратить внимания на
существенные выгоды культа прекрасного те, которые не имеют иного мерила
ценности, кроме потраченного труда и ощутительной пользы?..

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Цитаты»