Раковый корпус

Конечно, ничем
реальным она не могла ему помочь, но сколько значило излиться ей: как ему
плохо; как ничуть не помог укол; какие противные люди в палате.
Посочувствует -- и то легче. И попросить еЈ принести какую-нибудь книжку --
бодрую, современную. И авторучку -- чтобы не попадать так смешно, как вчера,
у пацана карандаш одолжал записывать рецепт. Да, и главное же -- наказать о
грибе, о берЈзовом грибе.
В конце концов -- не всЈ потеряно: лекарства не помогут -- есть вот
разные средства. Самое главное -- быть оптимистом.
Понемногу-понемногу, а приживался Павел Николаевич и {124} здесь. После
завтрака он дочитывал во вчерашней газете бюджетный доклад Зверева. А тут
без задержки принесли и сегодняшнюю. Принял еЈ ДЈмка, но Павел Николаевич
велел передать себе и сразу же с удовлетворением прочЈл о падении
правительства Мендес-Франса (не строй козней! не навязывай парижских
соглашений!), в запасе заметил себе большую статью Эренбурга и погрузился в
статью о претворении в жизнь решения январского Пленума о крутом увеличении
производства продуктов животноводства.
Так Павел Николаевич коротал день, пока объявила санитарка, что к
Русанову пришла жена. Вообще, к лежачим больным родственников допускали в
палату, но у Павла Николаевича не было сейчас сил идти доказывать, что он --
лежачий, да и самому вольготнее было уйти в вестибюль от этих унылых,
упавших духом людей. И, обмотав тЈплым шарфиком шею, Русанов пошЈл вниз.
Не всякому за год до серебряной свадьбы остаЈтся так мила жена, как
была Капа Павлу Николаевичу. Ему действительно за всю жизнь не было человека
ближе, ни с кем ему не было так хорошо порадоваться успехам и обдумать беду.
Капа была верный друг, очень энергичная женщина и умная ("у неЈ сельсовет
работает." -- всегда хвастался Павел Николаевич друзьям). Павел Николаевич
никогда не испытывал потребности ей изменять, и она ему не изменяла. Это
неправда, что переходя выше в общественном положении муж начинает стыдиться
подруги своей молодости. Далеко они поднялись с того уровня, на котором
женились (она была работница на той самой макаронной фабрике, где в
тестомесильном цехе сперва работал и он, но ещЈ до женитьбы поднялся в
фабзавком, и работал по технике безопасности, и по комсомольской линии был
брошен на укрепление аппарата совторгслужащих, и ещЈ год был директором
фабрично-заводской девятилетки) -- но не расщепились за это время интересы
супругов, и от заносчивости не раздуло их. И на праздниках, немного выпив,
если публика за столом была простая, Русановы любили вспомнить своЈ
фабричное прошлое, любили громко попеть "Волочаевские дни" и "Мы красная
кавалерия -- и -- про -- нас".
Сейчас в вестибюле Капа своей широкой фигурой, со сдвоенной
чернобуркой, ридикюлем величиной с портфель и хозяйственной сумкой с
продуктами заняла добрых три места на скамье в самом тЈплом углу.

Страницы: (335) :  <<  ... 104105106107108109110111112113114115116117118119 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
"А пожалуй, это возможно, - думал он, полузакрыв глаза, пытаясь вновь
все это увидеть и припомнить. - Ведь что такое чердак? Тут дышит само
Время. Тут все связано с прошедшими годами, все сплошь - куколки и
коконы иного века. Каждый ящик и ящичек - словно крохотный саркофаг, где
покоятся тысячи вчерашних дней. Да, чердак - это темный уютный уголок,
полный Временем, и, если стать по самой середке и стоять прямо, во весь
рост, скосив глаза, и думать, думать, и вдыхать запах Прошлого, и,
вытянув руки, коснуться Минувшего, тогда - о, тогда..."
Он спохватился: оказывается, что-то, хоть и не все, он подумал вслух.
Кора торопливо ела.
- А ведь правда интересно, если б можно было и впрямь путешествовать
во Времени? - спросил Уильям, обращаясь к пробору в волосах жены. - И
чердак, вроде нашего, самое подходящее для итого место, лучше не сыщешь,
верно?
- В старину тоже не все дни были безоблачные, - сказала она. - Просто
память у тебя шалая. Хорошее все помнишь, а худое забываешь. Тогда тоже
не сплошь было лето.
- В некотором смысле так оно и было.
- Нет, не так.
- Я что хочу сказать, - жарко зашептал Уильям и подался вперед, чтобы
лучше видеть картину, которая возникла на голой стене столовой. - Надо
только ехать на своей одноколеске поаккуратнее, удерживать равновесие,
балансировать между годами, руки в стороны, осторожно-осторожно, от года
к году: недельку провести в девятьсот девятом, денек в девятисотом,
месячишко или недели две - где-нибудь еще, скажем в девятьсот пятом, в
восемьсот девяносто восьмом, - и тогда до конца жизни так и не выедешь
из лета.
- Что еще за одноколеска?
- Ну знаешь, такой высокий велосипед об одном колесе, весь
хромированный, на таких катаются актеры в цирке и жонглируют всякой
всячиной? Тут главная хитрость - удерживать равновесие, чтоб не
свалиться, и тогда все эти блестящие штуки так и летают в воздухе,
высоко-высоко, блещут, сверкают, искрятся, мелькает что-то пестрое -
красное, желтое, голубое, зеленое, белое, золотое...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«Рассказы (Часть 4)»