Раковый корпус

С двойным снотворным заснул и умолк Азовкин. Так тут
начал кашлять аксакал, к которому Павел Николаевич повернут был лицом. И
свет уже потушили, а он, проклятый, кашлял и кашлял, да так противно,
подолгу, со свистом, что, казалось, задохнЈтся.
Повернулся Павел Николаевич спиной и к нему. Он снял полотенце с
головы, но настоящей темноты всЈ равно не было: падал свет из коридора, там
слышался шум, хождение, гремели плевательницами и вЈдрами.
Не спалось. Давила опухоль. Такая счастливая, такая полезная жизнь была
на обрыве. Было очень жалко себя. Одного маленького толчка не хватало, чтоб
выступили слезы.
И толчок этот не упустил добавить Ефрем. Он и в темноте не унялся и
рассказывал Ахмаджану по соседству идиотскую сказку:
-- А зачем человеку жить сто лет? И не надо. Это дело было вот как.
Раздавал, ну, Аллах жизнь и всем зверям давал по пятьдесят лет, хватит. А
человек пришЈл последний, и у Аллаха осталось только двадцать пять.
-- Четвертная, значит? -- спросил Ахмаджан.
-- Ну да. И стал обижаться человек: мало! Аллах говорит: хватит. А
человек: мало! Ну, тогда, мол, пойди сам спроси, может у кого лишнее,
отдаст. ПошЈл человек, встречает лошадь. "Слушай,-- говорит,-- мне жизни
мало. Уступи от себя." -- "Ну, на, возьми двадцать пять." ПошЈл дальше,
навстречу собака. "Слушай, собака, уступи жизни!" "Да возьми двадцать пять!"
ПошЈл дальше. Обезьяна. Выпросил и у неЈ двадцать пять. Вернулся к Аллаху.
Тот и говорит: "Как хочешь, сам ты решил. Первые двадцать пять лет будешь
жить как человек. Вторые двадцать пять будешь работать как лошадь. Третьи
двадцать пять будешь гавкать как собака. И ещЈ двадцать пять над тобой, как
над обезьяной, смеяться будут..."

--------
3

Хотя Зоя была толкова, проворна и очень быстро сновала по своему этажу
от стола к кроватям и снова к столу, она увидела, что не успевает выполнить
к отбою всех назначений. Тогда она подогнала, чтоб кончить и погасить в
мужской палате и в малой женской. В большой же женской -- огромной, где
стояло больше тридцати коек, женщины никогда не угоманивались вовремя, гаси
им свет или не гаси. Многие там лежали подолгу, утомились от {22} больницы,
сон у них был плох, душно, постоянно шЈл спор -- держать ли балконную дверь
открытой или закрытой. А было и несколько изощрЈнных любительниц поговорить
из угла в угол. До полуночи и до часу ночи тут всЈ обсуждали то цены, то
продукты, то мебель, то детей, то мужей, то соседок -- и до самых бесстыжих
разговоров.
А сегодня там ещЈ мыла пол санитарка Нэлля -- крутозадая горластая
девка с большими бровями и большими губами. Она давно уже начала, но никак
не могла кончить, встревая в каждый разговор. Между тем ждал своей ванночки
Сибгатов, чья кровать стояла в вестибюле перед входом в мужскую палату.

Страницы: (335) :  <<  ... 891011121314151617181920212223 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Монмартр
тускл, приземлен, беспризорен, откровенно
порочен, продажен, вульгарен. Он скорее
отталкивающ, нежели привлекателен, но, как и сам
порок, заразительно отталкивающ. Он -- прибежище
населенных почти без исключения проститутками,
сутенерами, ворами и шулерами маленьких баров,
которые, даже если вы прекрасно осведомлены о их
существовании, в назначенный срок втянут вас
внутрь хищными щупальцами, чтобы сделать вас
своей очередной жертвой. На узких улочках,
протянувшихся вдоль бульвара, гнездятся отели,
самый вид которых столь зловещ, что вызывает у
вас дрожь; и тем не менее рано или поздно
наверняка придет день, когда вы проведете в одном
из них .ночь, а может и неделю, а может и месяц.
Может статься, вы так привяжетесь к этим местам,
что, однажды проснувшись, обнаружите, что вся
ваша жизнь неприметно потекла в другую сторону и
то, что казалось вам грязным, постыдным, убогим,
вдруг предстанет нежным, дорогим,
зачаровывающим. Этим тайным очарованием
Монмартр в огромной мере обязан, как я
подозреваю, процветающей на его тротуарах
неприкрытой торговле сексом. Секс (в особенности,
когда он поставлен на ком-




314




мерческие рельсы) отнюдь не
романтичен; однако он испускает острый и
ностальгический аромат, в конечном счете
несравненно более волнующий и соблазнительный,
нежели сияющая всеми рекламными огнями Веселая
Белая Дорога. Ведь было бы нелепостью отрицать то
самоочевидное обстоятельство, что сексуальная
жизнь наиболее интенсивна при неярком,
рассеянном освещении; ее естественная среда --
полумрак, а не слепящее свечение неоновых трубок.



На углу Плас Клиши нашло себе место
"Кафе Веплер", на долгое время оно-то и
сделалось излюбленным пунктом моего обитания. За
его столиками, в зале и на террасе, я просиживал
часами в любую пору суток и в любую погоду. Я знал
его наизусть, как книгу. Лица его официантов,
метрдотелей, кассиров, шлюх, завсегдатаев, даже
туалетных работников навсегда отложились в моей
памяти, как иллюстрации в книге, которую
перечитываешь каждый день...

Миллер Валентин Генри   
«Тихие дни в Клиши»