Раковый корпус

Отметка в
комендатуре -- отметкой, а членские взносы -- взносами. Руководящих постов
занимать нельзя, а на рядовых постах должны трудиться образцово. Вот так.
-- Ну, не знаю,-- вздохнул Русанов. Ему и веки-то хотелось опустить,
ему говорить было совсем трудно.
Позавчерашний второй укол нисколько не помог -- опухоль не опала, не
размягчилась, и железным желваком всЈ давила ему под челюсть. Сегодня,
расслабленный и предвидя новый мучительный бред, он лежал в ожидании
третьего укола. Договаривались с Капой после третьего укола ехать в Москву
-- но Павел Николаевич потерял всю энергию борьбы, он только сейчас
почувствовал, что значит обречЈнность: третий или десятый, здесь или в
Москве, но если опухоль не поддаЈтся лекарству, она не поддастся. Правда,
опухоль ещЈ не была смерть: она могла остаться, сделать инвалидом, уродом,
больным -- но всЈ-таки связи опухоли со смертью Павел Николаевич не
усматривал до вчерашнего дня, пока тот же Оглоед, начитавшийся медицинских
книжек, не стал кому-то объяснять, что опухоль пускает яды по всему телу --
и вот почему нельзя еЈ в теле терпеть.
И Павла Николаевича защипало, и понял он, что отмахнуться от смерти не
выходит. Вчера на первом этаже он своими глазами видел, как на
послеоперационного натянули с головой простыню. Теперь он осмыслил
выражение, которое слышал между санитарками: "этому скоро под простынку".
Вот оно что! -- смерть представляется нам чЈрной, но это только подступы к
ней, а сама она -- белая.
Конечно, Русанов всегда знал, что поскольку все люди смертны, {180}
когда-нибудь должен сдать дела и он. Но -- когда-нибудь, но не сейчас же!
К о г д а - н и б у д ь не страшно умереть-страшно умереть вот сейчас.
Белая равнодушная смерть в виде простыни, обволакивающей никакую
фигуру, пустоту, подходила к нему осторожно, не шумя, в шлЈпанцах,-- а
Русанов, застигнутый этой подкрадкой смерти, не только бороться с нею не
мог, а вообще ничего о ней не мог ни подумать, ни решить, ни высказать. Она
пришла незаконно, и не было правила, не было инструкции, которая защищала бы
Павла Николаевича.
И жалко ему было себя. Жалко было представить такую целеустремлЈнную,
наступательную и даже, можно сказать, красивую жизнь, как у него,--
сшибленной камнем этой посторонней опухоли, которую ум его отказывался
осознать как необходимость.
Ему было так жаль себя, что наплывали слезы, всЈ время застилали
зрение. ДнЈм он прятал их то за очками, то за насморком будто, то накрываясь
полотенцем, а эту ночь тихо и долго плакал, ничуть не стыдясь перед собой.
Он с детства не плакал, он забыл, как это -- плакать, а ещЈ больше, совсем
забыл он, что слезы, оказывается, помогают. Они не отодвигали от него ни
одной из опасностей и бед -- ни раковой смерти, ни судебного разбора старых
дел, ни предстоящего укола и нового бреда, и всЈ же они как будто поднимали
его на какую-то ступеньку от этих опасностей.

Страницы: (335) :  <<  ... 156157158159160161162163164165166167168169170171 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Вернувшись на следующее
утро с подкреплением, они от барки Большого Алека застали только
причальные сваи. Сама барка на многие месяцы была спрятана в Сьюисанские
камыши.
- Но почему его не повесили за убийство? - спросил я. - Соединенные
Штаты, мне думается, достаточно сильны, чтобы привлечь его к
ответственности.
- Он сам отдался в руки властей, и был суд, - ответил Чарли. - Дело
это обошлось ему в пятьдесят тысяч долларов, а выиграл он его на всяких
процессуальных уловках с помощью лучших адвокатов штата. Все греки,
рыбачившие на реке, внесли в это свою лепту. Большой Алек обложил их
налогом и собрал его, как заправский король. Соединенные Штаты, может, и
всемогущи, мой мальчик, но факт остается фактом: Большой Алек - король, у
которого на территории Соединенных Штатов есть и владения и подданные.
- А что ты сделаешь, когда он начнет ловить здесь осетров? Ведь
ловить-то он будет "китайской лесой".
- Поживем - увидим, - пожав плечами, загадочно ответил Чарли.
"Китайская леса" - это хитроумное устройство, изобретенное народом,
именем которого оно названо. Над самым дном, на высоте, начиная от шести
дюймов и до фута, с помощью простой системы поплавков, грузил и якорей
подвешивают тысячи крючков, каждый на отдельной лесе. Крючок и есть самое
примечательное в этой снасти. На нем нет обычной зазубрины, ее заменяет
длинный конусообразный конец, острый, как игла. Крючки висят лишь в
нескольких дюймах один от другого, и когда такая бахрома из тысячи крючков
протянута над самым дном почти на тысячу пятьсот футов, она создает
грозную преграду идущей по низу рыбе.
Такая рыба, как осетр, всегда идет, взрывая носом дно, словно свинья,
поэтому его часто и называют "рыба-свинья". Уколовшись о первый же крючок,
которого он коснулся, осетр в испуге бросается в строну и натыкается на
десяток других крючков. Тогда он начинает отчаянно метаться, и крючок за
крючком вонзаются в его нежное тело; крючки крепко держат злосчастную рыбу
со всех сторон, пока она окончательно не выбьется из сил...

Джек Лондон (Jack London)   
«Рассказы рыбачьего патруля - Король греков»