Раковый корпус

Раньше, в лагере, прикидывая, скольких мужчин не достаЈт на воле,
уверены были арестанты, что только конвоир от тебя отстанет -- и первая
женщина уже твоя. Так казалось, что ходят они одинокие, рыдая по мужчинам, и
ни о чЈм не думают о другом. Но в посЈлке было великое множество детей, и
женщины держались как бы наполненные своей жизнью, и ни одинокие, ни девушки
ни за что не хотели так, а обязательно замуж, по честному, и строить домок
на виду посЈлка. Уштерекские нравы уходили в прошлое столетие.
И вот конвоиры давно отстали от Олега, а жил он всЈ так же {185} без
женщины, как и годы за колючей проволокой, хотя были в посЈлке писаные
вороные гречанки и трудолюбивые светленькие немочки.
В накладной, по которой прислали их в ссылку, написано было
н а в е ч н о, и Олег разумом вполне поддался, что будет навечно,
ничего другого нельзя было вообразить. А вот жениться здесь -- что-то в
груди не пускало. То свалили Берию с жестяным грохотом пустого истукана -- и
все ждали крутых изменений, а изменения приползали медленные, малые. То Олег
нашЈл свою прежнюю подругу -- в красноярской ссылке, и обменялся письмами с
ней. То затеял переписку со старой ленинградской знакомой -- и сколько-то
месяцев носил это в груди, надеясь, что она приедет сюда. (Но кто бросит
ленинградскую квартиру и приедет к нему в дыру?) А тут выросла опухоль, и
всЈ розняла своей постоянной необоримой болью, и женщины уже не стали ничем
привлекательнее просто добрых людей.
Как охватил Олег, было в ссылке не только угнетающее начало, известное
всем хоть из литературы (не та местность, которую любишь; не те люди,
которых бы хотелось), но и начало освобождающее, мало известное:
освобождающее от сомнений, от ответственности перед собой. Несчастны были не
те, кто посылался в ссылку, а кто получал паспорт с грязной 39-й паспортной
статьЈй и должен был, упрекая себя за каждую оплошность, куда-то ехать,
где-то жить, искать работу и отовсюду изгоняться. Но полноправно приезжал
арестант в ссылку: не он придумал сюда ехать, и никто не мог его отсюда
изгнать! За него подумало начальство, и он уже не боялся упустить где-то
лучшее место, не суетился, изыскивая лучшую комбинацию. Он знал, что идЈт
единственным путЈм, и это наполняло его бодростью.
И сейчас, начав выздоравливать, и стоя опять перед
неразбираемо-запутанной жизнью, Олег ощущал приятность, что есть такое
блаженное местечко Уш-Терек, где за него подумано, где всЈ очень ясно, где
его считают как бы вполне гражданином, и куда он вернЈтся скоро как домой.
Уже какие-то нити родства тянули его туда и хотелось говорить: у н а с.
Три четверти того года, который Олег пробыл до сих пор в Уш-Тереке, он
болел -- и мало присмотрелся к подробностям природы и жизни, и мало
насладился ими.

Страницы: (335) :  <<  ... 161162163164165166167168169170171172173174175176 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Голубков (прислушиваясь к пению). Вы слышите, Серафима Владимировна? Я
понял, у них внизу подземелье... В сущности, как странно все это! Вы
знаете, временами мне начинает казаться, что я вижу сон, честное слово!
Вот уж месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и
городам, и чем дальше, тем непонятнее становится кругом... видите, вот
уж и в церковь мы с вами попали! И знаете ли, когда сегодня случилась
вся эта кутерьма, я заскучал по Петербургу, ей-богу! Вдруг так
отчетливо вспомнилась моя зеленая лампа в кабинете...
Серафима. Эти настроения опасны, Сергей Павлович. Берегитесь затосковать во
время скитаний. Не лучше ли было бы вам остаться?
Голубков. О нет, нет, это бесповоротно, и пусть будет что будет! И потом,
ведь вы уже знаете, что скрашивает мой тяжелый путь... С тех пор, как
мы случайно встретились в теплушке под тем фонарем, помните... прошло
ведь, в сущности, немного времени, а между тем мне кажется, что я знаю
вас уже давно, давно! Мысль о вас облегчает этот полет в осенней мгле,
и я буду горд и счастлив, когда донесу вас в Крым и сдам вашему мужу. И
хотя мне будет скучно без вас, я буду радоваться вашей радостью.

Серафима молча кладет руку на плечо Голубкову.

(Погладив руку.) Позвольте, да у вас жар?
Серафима. Нет, пустяки.
Голубков. То есть как пустяки? Жар, ей-богу, жар!
Серафима. Вздор, Сергей Павлович, пройдет...

Мягкий пушечный удар. Барабанчикова шевельнулась и
простонала.

Послушайте, мадам, вам нельзя оставаться без помощи. Кто-нибудь из нас
проберется в поселок, там, наверно, есть акушерка.
Голубков. Я сбегаю.

Барабанчикова молча схватывает его за полу пальто.

Серафима. Почему же вы не хотите, голубушка?
Барабанчикова (капризно). Не надо.

Серафима и Голубков в недоумении.

Махров (тихо, Голубкову)...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Бег.»