Раковый корпус

) -- Почему вы
думаете, что я принимаю гостей?
-- А потому что по ночным дежурствам вы всегда зубрили, а сегодня
учебников не вижу. Сдали последний?
-- Наблюдательны. Сдала.
-- И что получили? Впрочем, это неважно.
-- Впрочем, всЈ-таки четвЈрку. А почему неважно?
-- Я подумал: может быть тройку, и вам неприятно говорить. И теперь
каникулы?
Она мигнула с весЈлым выражением лЈгкости. Мигнула -- и прониклась:
чего она, в самом деле, расстроилась? Две недели каникул, блаженство! Кроме
клиники -- больше никуда! Сколько свободного времени! И на дежурствах --
можно книжечку почитать, можно вот поболтать.
-- Значит, я правильно пришЈл в гости?
-- Ну, садитесь.
-- Скажите, Зоя, но ведь каникулы, если я не забыл, раньше начинались
25-го января.
-- Так мы осенью на хлопке были. Это каждый год.
-- И сколько ж вам лет осталось учиться?
-- Полтора.
-- А куда вас могут назначить? Она пожала кругленькими плечами.
-- Родина необъятна.
Глаза еЈ с выкатком, даже когда она смотрела спокойно, как будто под
веками не помещались, просились наружу.
-- Но здесь не оставят?
-- Не-ет, конечно.
-- И как же вы семью бросите?
-- Какую семью? У меня бабушка одна. Бабушку -- с собой.
-- А папа-мама? Зоя вздохнула.
-- Мама моя умерла.
Костоглотов посмотрел на неЈ и об отце не спросил.
-- А вообще, вы -- здешняя?
-- Нет, из Смоленска. {25}
--Во-о! И давно оттуда?
-- В эвакуацию, когда ж.
-- Это вам было... лет девять?
-- Ага. Два класса там кончила... А потом здесь с бабушкой застряли.
Зоя потянулась к большой хозяйственной ярко-оранжевой сумке на полу у
стены, достала оттуда зеркальце, сняла врачебную шапочку, чуть всклочила
стянутые шапочкой волосы и начесала из них редкую, лЈгкой дугой
подстриженную золотенькую чЈлку.
Золотой отблик отразился и на жЈсткое лицо Костоглотова. Он смягчился и
следил за ней с удовольствием.
-- А ваша где бабушка?-пошутила Зоя, кончая с зеркальцем.
-- Моя бабушка,-- вполне серьЈзно принял Костоглотов,-- и мама моя...
умерли в блокаду.
-- Ленинградскую?
-- У-гм. И сестрЈнку снарядом убило. Тоже была медсестрой. Козявка ещЈ.
-- Да-а,-- вздохнула Зоя.-- Сколько погибло в блокаду! Проклятый
Гитлер!
Костоглотов усмехнулся:
-- Что Гитлер -- проклятый, это не требует повторных доказательств. Но
всЈ же ленинградскую блокаду я на него одного не списываю.
-- Как?! Почему?
-- Ну, как! Гитлер и шЈл нас уничтожать. Неужели ждали, что он
приотворит калиточку и предложит блокадным: выходите по одному, не
толпитесь? Он воевал, он враг. А в блокаде виноват некто другой.
-- Кто же?? -- прошептала поражЈнная Зоя.

Страницы: (335) :  <<  ... 11121314151617181920212223242526 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Облезлый клен
Своей верхушкой черной
Гнусавит хрипло
В небо о былом.
Какой он клен?
Он просто столб позорный -
На нем бы вешать
Иль отдать на слом.

И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной:
За то, что песней
Хриплой и недужной
Мешал я спать
Стране родной.

Я не люблю
Распевы петуха
И говорю,
Что если был бы в силе,
То всем бы петухам
Я выдрал потроха,
Чтобы они
Ночьми не голосили.

Но я забыл,
Что сам я петухом
Орал вовсю
Перед рассветом края,
Отцовские заветы попирая,
Волнуясь сердцем
И стихом.

Визжит метель,
Как будто бы кабан,
Которого зарезать собрались.
Холодный,
Ледяной туман,
Не разберешь,
Где даль,
Где близь...

Луну, наверное,
Собаки съели -
Ее давно
На небе не видать.
Выдергивая нитку из кудели,
С веретеном
Ведет беседу мать.

Оглохший кот
Внимает той беседе,
С лежанки свесив
Важную главу.
Недаром говорят
Пугливые соседи,
Что он похож
На черную сову.

Глаза смежаются.
И как я их прищурю,
То вижу въявь
Из сказочной поры:
Кот лапой мне
Показывает дулю,
А мать - как ведьма
С киевской горы.

Не знаю, болен я
Или не болен,
Но только мысли
Бродят невпопад.
В ушах могильный
Стук лопат
С рыданьем дальних
Колоколен.

Себя усопшего
В гробу я вижу
Под аллилуйные
Стенания дьячка...

Есенин Сергей Александрович   
«Метель»