Раковый корпус

Спросил
непрочищенным горлом, ещЈ откашлявшись посреди фразы:
-- Скажите, пожалуйста... А как вы относитесь к требованиям искренности
в литературе? {200}
-- Что, что? -- живо обернулась к нему Авиета, но с дарящей
полуулыбкой, потому что хриплость голоса достаточно выказывала ДЈмкину
робость.-- И сюда эта искренность пролезла? Целую редакцию за эту
искренность разогнали, а она опять тут?
Авиета посмотрела на ДЈмкино непросвещЈнное неразвитое лицо. Не
оставалось у неЈ времени, но и под дурным влиянием оставлять этого пацана не
следовало.
-- Слушайте, мальчик! -- звонко, сильно, как с трибуны объявила она.--
Искренность никак не может быть главным критерием книги. При неверных мыслях
или чуждых настроениях искренность только усиливает вредное действие
произведения, искренность -- в р е д н а! Субъективная искренность может
оказаться против правдивости показа жизни -- вот эту диалектику вы
понимаете?
Трудно доходили мысли до ДЈмки, он взморщил весь лоб.
-- Не совсем,-- сказал он.
-- Ну хорошо, я вам объясню.-- У Авиеты широко были расставлены руки, и
белый зигзаг, как молния, бежал с руки на руку через грудь.-- Нет ничего
легче взять унылый факт, как он есть, и описать его. Но надо глубоко
вспахать, чтобы показать те ростки будущего, которые не видны.
-- Ростки...
-- Что??
-- Ростки сами должны прорасти,-- торопился вставить ДЈм-ка,-- а если
их пропахать, они не вырастут.
-- Ну хорошо, мы не о сельском хозяйстве говорим. Мальчик! Говорить
народу правду -- это совсем не значит говорить плохое, тыкать в недостатки.
Можно бесстрашно говорить о хорошем -- чтоб оно стало ещЈ лучше! Откуда это
фальшивое требование так называемой "суровой правды"? Да почему вдруг правда
должна быть суровой? Почему она не должна быть сверкающей, увлекательной,
оптимистической! Вся литература наша должна стать праздничной! В конце
концов людей обижает, когда об их жизни пишут мрачно. Им нравится, когда о
ней пишут, украшая еЈ.
-- Вообще с этим можно согласиться,-- раздался сзади приятный чистый
мужской голос.-- А зачем, правда, уныние нагонять?
Авиета не нуждалась, конечно, ни в каком союзнике, но по удачливости
своей знала, что если кто что и выскажет, то будет в еЈ пользу. Она
обернулась, сверкнув и к окну, навстречу зайчику, разворотом белого зигзага.
Выразительный молодой человек, еЈ сверстник, постукивал о зубы кончиком
чЈрного гранЈного автокарандаша.
-- А для чего литература? -- размышлял он то ли для ДЈмки, то для
Аллы.-- Литература -- чтобы развлечь нас, когда у нас настроение плохое.
-- Литература -- учитель жизни,-- прогудел ДЈмка, и сам же покраснел от
неловкости сказанного.
Вадим закачнулся головой на затылок:
-- Ну уж, и учитель, скажешь! В жизни мы как-нибудь и без {201} неЈ
разберЈмся.

Страницы: (335) :  <<  ... 176177178179180181182183184185186187188189190191 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
-- Так. А ты не обижайся, старина, покурю и уйду. Трогать не будем, не
до вас пришли, живите себе.
Посидел, посидел веселый кожаный картуз, засмеялся и пошел.
-- Прощай.
-- С Богом, сынок! -- И повеселел старик: люди ж и они. Под вечером,
как начали сниматься большевики, вынес сала ломоть и дал какой-то красной
звезде.
-- Спасибо, отец! Свидимся еще.
-- А как же? Да вот волов свели, плешь их башке, пшеницу тоже посвезли.
-- Ничего, ничего, сработаем еще, наживем. Теперь дело видней. Всем
плохо, перетерпим.
Старик зашел в кучу солдат, осматривался и слушал.
-- Так не ждать их?
-- Как хошь, хоть жди, да не дождешься.
-- А вы не турецкой будете породы? Крест-то носите?
-- Крест сжечь надо, на нем Христа распяли. А породы мы все одной. Это
они крест всем несут, а мы крест со своей спины снять хочем, чтоб жилось
легче.
-- Так-так... -- Старик понял все слова и пошел домой обдумывать.
Ушли и большевики. У соседа Родионыча остались нетронутыми две пары
волов. Он приходил каждый вечер к Антону Карпычу и радовался, и клял.
-- А? Ведь хозяин еще я, Карпыч, а? Как скажешь? Може, не воротится
фронт Николы. И степь и волы -- наши, и хаты целы, и хлебом до лета
натянем... И крестов с церквей не посшибали, брехня одна была.
Карпыч думал и думал, где истинный бес, где печатано клеймо его?
Не там ли, где волы его? Не крест ли печать бесова...

Андрей Платонов   
«Волы»