Раковый корпус

В канун операционного дня предстоял долгий общий обход и не мог Лев
Леонидович ещЈ полтора часа не знать, что с его желудочным и что с ДЈмкой.
Он заглянул к желудочному -- всЈ было неплохо; сказал сестре, чем его поить
и по сколько. И в соседнюю крохотную комнатку, всего на двоих, заглянул к
ДЈмке.
Второй здесь поправлялся, уже выходил, а ДЈмка лежал серый, укрытый по
грудь, на спине. Он смотрел в потолок, но не успокоенно, а тревожно, собрав
с напряжением все мускулы вокруг глаз, как будто что-то мелкое хотел и не
мог разглядеть на потолке.
Лев Леонидович молча остановился, чуть ноги расставив, чуть избоку к
ДЈмке, и развесив длинные руки, правую даже отведя немного, смотрел
исподлобья, будто примерялся: а если ДЈмку сейчас трахнуть правой снизу в
челюсть -- так что будет?
ДЈмка повернул голову, увидел -- и рассмеялся.
И угрозно-строгое выражение хирурга тоже легко раздвинулось в смех. И
Лев Леонидович подмигнул ДЈмке одним глазом как парню своему, понимающему:
-- Значит, ничего? Нормально?
-- Да где ж нормально? -- Много мог пожаловаться ДЈмка. Но, как мужчина
мужчине жаловаться было не на что.
-- ГрызЈт?
-- У-гм.
-- Ив том же месте?
-- У-гм.
-- И ещЈ долго будет, ДЈмка. ЕщЈ на будущий год будешь за пустое место
хвататься. Но когда грызЈт, ты всЈ-таки вспоминай: нету! И будет легче.
Главное то, что теперь ты будешь жить, понял? А нога -- туда!
Так облегчЈнно это сказал Лев Леонидович! И действительно, заразу
гнетучую -- туда еЈ! Без неЈ легче.
-- Ну, мы ещЈ у тебя будем!
И уметнулся на пятиминутку -- уже последний, опаздывая (Низамутдин не
любил опозданий), быстро расталкивая воздух. Халат на нЈм был спереди
кругло-охватывающий, сплошной, а сзади полы никак не сходились, и поворозки
перетягивались через спину пиджака. Когда он шЈл по клинике один, то всегда
быстро, по лестнице через ступеньку, с простыми крупными движениями рук и
ног -- и именно по этим крупным движениям судили больные, что он тут не
околачивается и не для себя время проводит. {243}
А дальше началась пятиминутка на полчаса. Низамутдин достойно (для
себя) вошЈл, достойно (для себя) поздоровался и стал с приятностью (для
себя) неторопливо вести заседание. Он явно прислушивался к своему голосу и
при каждом жесте и повороте очевидно видел себя со стороны -- какой он
солидный, авторитетный, образованный и умный человек. В его родном ауле о
нЈм творили легенды, известен он был и в городе, и даже в газете о нЈм
упоминала иногда.
Лев Леонидович сидел на отставленном стуле, заложив одну длинную ногу
за другую, а растопыренные лапы всунул под жгут белого пояска, завязанного у
него на животе. Он криво хмурился под своей шапочкой-пилоткой, но так как он
перед начальством чаще всего и бывал хмур, то главврач не мог принять этого
на свой счЈт.

Страницы: (335) :  <<  ... 215216217218219220221222223224225226227228229230 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
А малому тридцать лет.
"Да что ж ты?
Имеешь ли душу?
За что ты с меня гребешь?"
И мне отвечает туша:
"Сегодня плохая рожь.
Давайте еще незвонких
Десяток иль штучек шесть -
Я выпью в шинке самогонки
За ваше здоровье и честь..."

*

И вот я на мельнице...
Ельник
Осыпан свечьми светляков.
От радости старый мельник
Не может сказать двух слов:
"Голубчик! Да ты ли?
Сергуха!
Озяб, чай? Поди продрог?
Да ставь ты скорее, старуха,
На стол самовар и пирог!"

В апреле прозябнуть трудно,
Особенно так в конце.
Был вечер задумчиво чудный,
Как дружья улыбка в лице.
Объятья мельника круты,
От них заревет и медведь,
Но все же в плохие минуты
Приятно друзей иметь.

"Откуда? Надолго ли?"
"На год".
"Ну, значит, дружище, гуляй!
Сим летом грибов и ягод
У нас хоть в Москву отбавляй.
И дичи здесь, братец, до черта,
Сама так под порох и прет.
Подумай ведь только...
Четвертый
Тебя не видали мы год..."
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .

Беседа окончена...
Чинно
Мы выпили весь самовар.
По-старому с шубой овчинной
Иду я на свой сеновал.
Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень.
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Состарившийся плетень.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: "Нет!"
Далекие, милые были.
Тот образ во мне не угас...
Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас.


2



"Ну что же! Вставай, Сергуша!
Еще и заря не текла,
Старуха за милую душу
Оладьев тебе напекла.
Я сам-то сейчас уеду
К помещице Снегиной...
Ей
Вчера настрелял я к обеду
Прекраснейших дупелей".

Привет тебе, жизни денница!
Встаю, одеваюсь, иду...

Есенин Сергей Александрович   
«Анна Снегина»