Раковый корпус

Истинно-трудных случаев на таком обходе нельзя было решить -- для того
надо было человека вызвать и заниматься им отдельно. Нельзя было на обходе и
высказать, назвать всЈ прямо, как оно есть, и потому понятно договориться
друг с другом. Здесь даже нельзя было ни о ком сказать, что состояние
ухудшилось, разве только: "процесс несколько обострился". Здесь всЈ
называлось полунамЈком, под псевдонимом (даже вторичным) или противоположно
тому, как было на самом деле. Никто ни разу не только не сказал: "рак" или
"саркома", но уже и псевдонимов, ставших больным полупонятными,-- "канцер",
"канцерома", "цэ-эр", "эс-а", тоже не произносили. Называли вместо этого
что-нибудь безобидное: "язва", "гастрит", "воспаление", "полипы" -- а что
кто под этим словом понял, можно было вполне объясниться только уже после
обхода. Чтобы всЈ-таки понимать друг друга, разрешалось говорить такое, как:
"расширена тень средостения", "тимпонит", "случай не резектабельный", "не
исключЈн летальный исход" (а значило: как бы не умер на столе). Когда
всЈ-таки выражений не хватало, Лев Леонидович говорил:
-- Отложите историю болезни.
И переходили дальше.
Чем меньше они могли во время такого обхода понять болезнь, понять друг
друга и условиться,-- тем больше Лев Леонидович придавал значения
подбодрению больных. В подбодрении он даже начинал видеть главную цель
такого обхода.
-- Status idem- говорили ему. (Значило: всЈ в том же положении.)
-- Да? -- обрадованно откликался он. И уже у самой больной спешил
удостовериться: -- Вам -- легче немножко?
-- Да пожалуй,-- удивляясь, соглашалась и больная. Она сама этого не
заметила, но если врачи заметили, то так, очевидно, и было.
-- Ну, вот видите! Так постепенно и поправитесь. Другая больная
полошилась:
-- Слушайте! Почему у меня так позвоночник болит? Может, и там у меня
опухоль?
-- Это вторичное явление.
(Он правду говорил: метастаз и был вторичным явлением.) Над страшным
обострившимся стариком, мертвецки-серым, и еле движущим губами в ответ, ему
докладывали:
-- Больной получает общеукрепляющее и болеутоляющее. {247}
То есть: конец, лечить поздно, нечем, и как бы только меньше ему
страдать.
И тогда, сдвинув тяжЈлые брови и будто решаясь на трудное объяснение.
Лев Леонидович приоткрывал:
-- Давайте, папаша, говорить откровенно, начистоту! ВсЈ, что вы
испытываете -- это реакция на предыдущее лечение. Но не торопите нас, лежите
спокойно -- и мы вас вылечим. Вы лежите, вам как будто ничего особенно не
делают, но организм с нашей помощью защищается.
И обречЈнный кивал. Откровенность оказывалась совсем не убийственной!
-- она засвечивала надежду.
-- В подвздошной области туморозное образование вот такого типа,--
докладывали Льву Леонидовичу и показывали рентгеновский снимок.

Страницы: (335) :  <<  ... 219220221222223224225226227228229230231232233234 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Касильда

Супруг, когда воздать смогу я
Любовью за любовь, то знай:
Ты не расплатишься с долгами -
Такую ты любовь найдешь.

Периваньес

Касильда, знай: пока делами
Меня в любви не превзойдешь,
Не победишь меня словами.
Когда б я мог, к ногам твоим
Я положил бы всю Оканью,
Весь край, где Тахо, став чужим,
Став Португальским, вновь в Испанью
Течет к морям ему родным.
Пригнутый долу урожаем,
Не так мне мил масличный сад,
Ни луг в цвету, разубран маем,
Зарею утренней примят,
Еще никем не навещаем.
Какое яблочко с тобой
Румянцем гладких щек сравнится?
В каком бочонке сок живой
Оливок лучше золотится,
Чтоб усладить меня собой?
Вино простому люду то же,
Что роза для дворян, и все же...
Сыщу ль где белое вино, -
Хоть сорок лет хранись оно, -
Я слаще губ твоих пригожих?
Ни сушь на лозах в октябре,
Ни майский дождь, ни ток душистый
Мои..

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Периваньес и командор Оканьи»