Раковый корпус

И захромал к себе в угол.
-- Ха-га! Ха-га! -- зарадовался Костоглотов неожиданной поддержке,
выручил старик!
Русанов сел и отвернулся: Костоглотова он больше видеть не мог. А
отвратительного этого сыча из угла недаром Павел Николаевич {280} сразу не
полюбил, ничего умней сказать не мог -- приравнять облздрав и поломойку!
Все сразу рассыпались -- и не видел Костоглотов, с кем дальше ему
спорить.
Тут Вадим, так и не вставший с кровати, поманил его к себе, посадил и
стал втолковывать без шума:
-- У вас неправильная мерка, Олег. Вот в чЈм ваша ошибка: вы
сравниваете с будущим идеалом, а вы сравните с теми язвами и гноем, которые
представляла вся предшествующая история России до семнадцатого года.
-- Я не жил, не знаю,-- зевнул Костоглотов.
-- И жить не надо, легко узнать. Почитайте Салтыкова-Щедрина, других
пособий и не потребуется.
Костоглотов ещЈ раз зевнул, не давая себе спорить. Движениями лЈгких
очень он намял себе желудок или опухоль, нельзя ему, значит, громко.
-- Вы в армии не служили, Вадим?
-- Нет, а что?
-- Как это получилось?
-- У нас в институте была высшая вневойсковая.
-- А-а-а... А я семь лет служил. Сержантом. Называлась тогда наша армия
Рабоче-Крестьянской. Командир отделения две десятки получал, а командир
взвода -- шестьсот, понятно? А на фронте офицеры получали доппаЈк --
печенье, масло, консервы, и прятались от нас, когда ели, понятно? Потому что
-- стыдно. И блиндажи мы им строили прежде, чем себе. Я сержантом был,
повторяю.
Вадим нахмурился.
-- А -- к чему вы это говорите?
-- А к тому, что-где тут буржуазное сознание? У кого?
Да и без того Олег уже наговорил сегодня лишнего, почти на статью, но
было какое-то горько-облегчЈнное состояние, что терять ему осталось мало.
Опять он зевнул вслух и пошЈл на свою койку. И ещЈ зевнул. И ещЈ
зевнул.
От усталости ли? от болезни? Или от того, что все эти споры, переспоры,
термины, ожесточенные и злые глаза внезапно представились ему чавканьем
болотным, ни в какое сравнение не идущим с их болезнью, с их предстоянием
перед смертью?
А хотелось бы коснуться чего-нибудь совсем другого. Незыблемого.
Но где оно такое есть -- не знал Олег.
Сегодня утром получил он письмо от Кадминых. Доктор Николай Иванович
отвечал ему, между прочим, откуда это -- "мягкое слово кость ломит".
Какая-то была в России ещЈ в XV веке "Толковая палея" -- вроде рукописной
книги, что ли. И там -- сказание о Китоврасе. (Николай Иванович всегда всю
старину знал.) Жил Китоврас в пустыне дальней, а ходить мог только по
прямой. Царь Соломон вызвал Китовраса к себе и обманом взял его на цепь, и
повели его камни тесать. Но шЈл Китоврас только по {281} своей прямой, и
когда его по Иерусалиму вели, то перед ним дома ломали -- очищали путь.

Страницы: (335) :  <<  ... 250251252253254255256257258259260261262263264265 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... В струях речных вод, в мерцании ночных светил, в
сиянии солнечных лучей мелькали перед ним образы, носились неугомонные
мысли. Грезы и душевную тревогу навевали на него и курение жертвенного
фимиама, и стихи Ригве-ды, и поучения древних брахманов.
И Сиддхартха познал муки неудовлетворенности. Он по чувствовал, что
любви родителей, любви Говинды, его друга, недостаточно, чтобы навсегда и
всецело осчастливить, успокоить и насытить его. Он догадывался, что его
достопочтенный отец и другие его учителя -- мудрые брахманы уже передали ему
большую и лучшую часть своей мудрости, что они уже передали все свое
богатство в его алчущий сосуд,-- но не наполнился сосуд, не удовлетворена
мысль, не успокоилась душа, не умиротворено сердце. Омовения вещь хорошая,--
но не водою же смыть грех, утолить жажду души, унять тревогу сердца?
Превосходны жертвоприношения и вознесения молитв к богам -- но разве этого
достаточно? Разве жертвоприношения дают счастье? А боги? Действительно ли
творцом мира был Праджапати, а не Атман -- Он, Единственный, Всеединый? Ведь
и боги существа сотворенные, как я и ты, подчиненные времени, преходящие...
И хорошо ли в таком случае, правильно ли, имеет ли смысл приносить им
жертвы? Кому же и приносить жертвы, Кому поклоняться, как не Ему,
Единственному, Атману? И где искать Атмана, Где Он пребывает, где бьется Его
извечное сердце? Где, как не в собственном Я, в его сокровенной глубине, в
том Не уничтожаемом, что каждый носит в себе? Но где же, где это Я, это
сокровенное, это начало начал? Оно не в плоти и не в крови, не в мысли и не
в сознании,-- учат мудрейшие. Где оно тогда? Существует ли иной путь, чтоб
проникнуть туда, к этому Я, ко мне, к Атману? И стоит ли его искать? увы,
никто не может указать этот путь, никто не знает его,-- ни отец, ни
наставники и мудрецы, ни священные жертвенные песнопения. Все-то они --
брахманы и их священные книги -- знают, всем-то и даже более чем всем они
интересовались- творением мира, происхождением речи, пищи, вдыхания и
выдыхания, соотношением чувств, деяниями богов...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Сиддхартха»