Раковый корпус

Жизнь этих двориков
через кирпичную стену городка не была видна, но сейчас хорошо слышались то
хлопанье дверей, то крик на детей, то пьяный зык, то гнусавая патефонная
пластинка, а уже поздно после отбоя донЈсся женский сильный низкий голос,
выводивший врастяжку, то ли с надрывом, то ли с удовольствием:

И шахтЈ-ора молодо-ого
На кварти-иру привела-а...

Все песни пели -- о том же. Все люди думали -- о том же. А Олегу надо
было -- о чЈм-нибудь другом.
Именно в эту ночь, когда встать предстояло рано и силы надо было
беречь, Олег совсем не мог заснуть. Проволакивалось через его голову всЈ
нужное и ненужное: недоспоренное с Русановым; недосказанное Шулубиным; и ещЈ
Вадиму какие надо было высказать аргументы; и голова убитого Жука; и
оживлЈнные лица Кадминых при жЈлтой керосиновой лампе, когда он будет
выкладывать им миллион городских впечатлений, а у них будут новости аульные
и какие они за это время слышали музыкальные передачи -- и приплюснутая
хибарка будет казаться им троим наполненною вселенной; потом
рассеянно-надменное выражение восемнадцатилетней Инны ШтрЈм, к которой
теперь Олег и подойти не посмеет; и эти два приглашения -- два женских
приглашения остаться ночевать, ещЈ и от них ломило голову: как нужно было
правильно их понимать? {321}
В том ледяном мире, который отформовал, отштамповал Олегову душу, не
было такого явления, такого понятия: "нерасчЈтливая доброта". И Олег --
просто забыл о такой. И теперь ему чем угодно было легче объяснить это
приглашение, чем простой добротой.
Что они имели в виду? и как он должен был поступить? -- ему не было
понятно.
С боку на бок, с боку на бок, и пальцы разминали невидимую папиросу...
Поднялся Олег и потащился пройтись.
В полутьме вестибюля, сразу у двери, в своЈм обычном тазике на полу
сидел Сибгатов, отстаивая свой крестец -- уже не с терпеливой надеждой, как
прежде, а с завороженной безнадЈжностью.
А за столиком дежурной сестры, спиной к Сибгатову, склонилась у лампы
узкоплечая невысокая женщина в белом халате. Но это не была ни одна из
сестЈр -- дежурил сегодня Тургун и, наверно, он уже спал в комнате врачебных
заседаний. Это была та диковинная воспитанная санитарка в очках, Елизавета
Анатольевна. Она успела уже за вечер все дела переделать и вот сидела,
читала.
За два месяца, которые пробыл тут Олег, эта старательная санитарка с
лицом, полным быстрого смысла, не раз ползала под их кроватями, моя пол,
когда все они, больные, лежали поверх; она передвигала там, в глубине,
таимые сапоги Костоглотова, не побранясь ни разу; ещЈ она обтирала тряпками
стенные панели; опорожняла плевательницы и начищала их до сверкания;
разносила больным банки с наклейками; и всЈ то тяжЈлое, неудобное или
нечистое, что не положено было брать в руки сестре, она приносила и уносила.

Страницы: (335) :  <<  ... 288289290291292293294295296297298299300301302303 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Фениса

Могу ли не страдать, сеньора,
От ваших слов, судите сами?
Нашли глаза мои дурными
И грешными... В чем их вина?

Белиса

В церковный праздник я должна
Особенно следить за ними.
Сердиться нечего тут, право.
Почти все девушки на свете -
Как дети, как грудные дети:
Их сглазить - сущая забава.
Бывает так, что плут иной
В глаза девчонке поглядит -
И как огнем испепелит.

Фениса

А что же станется со мной?

Белиса

Тебе дыханием огня
Сожжет он сердце неизбежно.

Фениса

Не столь чувствительно и нежно
Оно, поверьте, у меня.

Белиса

Когда девица не хранит
Благочестивости во взоре,
Тогда на улице ей горе, -
Тут на ловца и зверь бежит.
Польстят - конец, уж не воспрянет;
Вздохнут - и дух ее покинет;
Ведь сколько глаз ее окинет,
Так ровно столько стрел и ранит.

Фениса

А как же замуж выйти той,
Которую никто не видит?

Белиса

Увидит, а потом обидит?
Нет, путь к венцу совсем другой.

Фениса

Какой же?

Белиса

Общая молва
О добродетели, породе...

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Изобретательная влюбленная»