Раковый корпус

-- Нагружать правдой! -- Олег уверенно вдавил ладонь в настольное
стекло. Он так сказал, будто сам вывел в жизнь десятки мальчишек -- и без
промаха.
Она выгнутыми кистями подперла виски под косынкой и тревожно смотрела
на Олега. Коснулись еЈ нерва!
-- Так трудно воспитывать сына без отца! Ведь для этого нужен
постоянный стержень жизни, стрелка -- а где еЈ взять? Вечно сбиваешься --
туда, сюда...
Олег молчал. Он и раньше слышал, что это так, а понять не мог.
-- И вот почему я читаю старые французские романы, да впрочем только на
ночных дежурствах. Я не знаю, умолчали они о чЈм-нибудь более важном или
нет, шла в то время за стенами такая жестокая жизнь или нет -- не знаю и
читаю спокойно.
-- Наркоз?
-- Благодеяние,-- повела она головой белой монашки.-- Близко я не знаю
книг, какие бы не раздражали. В одних -- читателя за дурачка считают. В
других -- лжи нет, и авторы поэтому очень собой гордятся. Они
глубокомысленно исследуют, какой просЈлочной дорогой проехал великий поэт в
тысяча восемьсот таком-то году, о какой даме упоминает он на странице
такой-то. Да может это им и нелегко было выяснить, но как безопасно! Они
выбрали участь благую! И только до живых, до страдающих сегодня -- дела им
нет.
ЕЈ в молодости могли звать -- Лиля. Эта переносица ещЈ не предполагала
себе вмятины от очков. Девушка строила глазки, фыркала, смеялась, в еЈ жизни
были и сирень, и кружева, и стихи символистов -- и никакая цыганка никогда
ей не предсказала кончить жизнь уборщицей где-то в Азии.
-- Все литературные трагедии мне кажутся смехотворными по сравнению с
тем, что переживаем мы,-- настаивала Елизавета Анатольевна.-- Аиде разрешено
было спуститься к дорогому человеку и с ним вместе умереть. А нам не
разрешают даже узнать о нЈм. И если я поеду в ОзЈрлаг...
-- Не езжайте! ВсЈ будет зря.
-- ...Дети в школах пишут сочинения: о несчастной, трагической,
загубленной, ещЈ какой-то жизни Анны Карениной. Но разве Анна была
несчастна? Она избрала страсть -- и заплатила за страсть, это счастье! Она
была свободный гордый человек! А вот если в дом, где вы родились и живЈте
отроду, входят в мирное время шинели и картузы -- и приказывают всей семье в
двадцать четыре часа покинуть этот дом и этот город только с тем, что могут
унести ваши слабые руки?..
ВсЈ, что эти глаза могли выплакать -- они выдали давно, и вряд ли
оттуда ещЈ могло течь. И только, может быть, на последнюю анафему ещЈ мог
вспыхнуть напряжЈнный сухой огонЈк. {325}
-- ...

Страницы: (335) :  <<  ... 291292293294295296297298299300301302303304305306 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
А малому тридцать лет.
"Да что ж ты?
Имеешь ли душу?
За что ты с меня гребешь?"
И мне отвечает туша:
"Сегодня плохая рожь.
Давайте еще незвонких
Десяток иль штучек шесть -
Я выпью в шинке самогонки
За ваше здоровье и честь..."

*

И вот я на мельнице...
Ельник
Осыпан свечьми светляков.
От радости старый мельник
Не может сказать двух слов:
"Голубчик! Да ты ли?
Сергуха!
Озяб, чай? Поди продрог?
Да ставь ты скорее, старуха,
На стол самовар и пирог!"

В апреле прозябнуть трудно,
Особенно так в конце.
Был вечер задумчиво чудный,
Как дружья улыбка в лице.
Объятья мельника круты,
От них заревет и медведь,
Но все же в плохие минуты
Приятно друзей иметь.

"Откуда? Надолго ли?"
"На год".
"Ну, значит, дружище, гуляй!
Сим летом грибов и ягод
У нас хоть в Москву отбавляй.
И дичи здесь, братец, до черта,
Сама так под порох и прет.
Подумай ведь только...
Четвертый
Тебя не видали мы год..."
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .

Беседа окончена...
Чинно
Мы выпили весь самовар.
По-старому с шубой овчинной
Иду я на свой сеновал.
Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень.
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Состарившийся плетень.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: "Нет!"
Далекие, милые были.
Тот образ во мне не угас...
Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас.


2



"Ну что же! Вставай, Сергуша!
Еще и заря не текла,
Старуха за милую душу
Оладьев тебе напекла.
Я сам-то сейчас уеду
К помещице Снегиной...
Ей
Вчера настрелял я к обеду
Прекраснейших дупелей".

Привет тебе, жизни денница!
Встаю, одеваюсь, иду...

Есенин Сергей Александрович   
«Анна Снегина»