Раковый корпус

И Олег
пошЈл дальше.
Так двумя многосмысленными примерами -- справа и слева от входа, двумя
равновозможными линиями бытия, встречал здешний зоопарк своих маленьких и
больших посетителей.
ШЈл Олег мимо фазана серебряного, фазана золотого, фазана с красными и
синими перьями. Полюбовался невыразимой бирюзой павлиньей шеи и метровым
разведенным хвостом его с розовой и золотой бахромою. После одноцветной
ссылки, одноцветной больницы глаз пировал в красках.
Здесь не было жарко: зоопарк располагался привольно, и уже первую тень
давали деревья. ВсЈ более отдыхая, Олег миновал целую птичью ферму -- кур
андалузских, гусей тулузских, холмогорских, и поднялся в гору, где держали
журавлей, ястребов, грифов, и наконец, на скале, осенЈнной клеткою как
шатром, высоко над всем зоопарком жили сипы белоголовые, а без надписи
принять бы их за орлов. Их поместили сколько могли высоко, но крыша клетки
уже была низка над скалой, и мучились эти большие угрюмые птицы, расширяли
крылья, били ими, а лететь было некуда.
Глядя, как мучается сип, Олег сам лопатками повЈл, расправляя. (А может
это утюг уже надавливал на спину?)
ВсЈ у него вызывало истолкование. При клетке надпись: "Неволю белые
совы переносят плохо". Знают же! -- и всЈ-таки сажают!
А кой еЈ выродок переносит хорошо, неволю?
Другая надпись: "Дикообраз ведЈт ночной образ жизни." Знаем: в
полдесятого вечера вызывают, в четыре утра отпускают.
А "барсук живЈт в глубоких и сложных норах". Вот это по-нашему!
Молодец, барсук, а что остаЈтся? И морда у него матрасно-полосатая, чистый
каторжник.
Так извращЈнно Олег всЈ здесь воспринимал, и, наверно, не надо было ему
сюда, как и в Универмаг.
Уже много прошло дня -- а радостей обещанных что-то не было.
Вышел Олег к медведям. ЧЈрный с белым галстуком стоял и тыкался носом в
клетку, через прутья. Потом вдруг подпрыгнул и повис на решЈтке верхними
лапами. Не галстук белый у него был, а как бы цепь священника с нагрудным
крестом. Подпрыгнул -- и повис! А как ещЈ он мог передать своЈ отчаяние?
В соседней камере сидела его медведица с медвежонком.
А в следующей мучился бурый медведь. Он всЈ время беспокойно топтался,
хотел ходить по камере, но только помещался поворачиваться, потому что от
стенки до стенки не было полных трЈх его корпусов. {343}
Так что по медвежьей мерке это была не камера, а бокс.
УвлечЈнные зрелищем дети говорили между собой: "Слушай, давай ему
камней бросим, он будет думать, что конфеты!"
Олег не замечал, как дети на него самого оглядывались. Он сам здесь был
лишний бесплатный зверь, да не видел себя.
Спускалась аллея к реке -- и тут держали белых медведей, но хоть вместе
двоих. К ним в вольеру сливались арыки, образуя ледяной водоЈм, и туда они
спрыгивали освежиться каждые несколько минут, а потом вылезали на цементную
террасу, отжимали лапами воду с морды и ходили, ходили, ходили по краю
террасы над водой.

Страницы: (335) :  <<  ... 308309310311312313314315316317318319320321322323 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Квадратная
башня, главная цитадель замка, сооружена была еще при герцогах Нормандских
[Нормандия была самостоятельным герцогством в X-XI веках]. Затем к суровой
твердыне стали присоединяться башенки с изящными зубцами, с резными
оконницами, и вся эта резьба по камню с годами плодилась и умножалась.
Наконец, длинная галерея с готическими окнами, построенная в конце
царствования Людовика XII и в начале правления Франциска I [Людовик XII -
король Франции (1498-1515); Франциск I - король Франции (1515-1547), отец
Генриха II (1547-1559)], завершила собою многовековое нагромождение.
Но вот путники наши подошли к главным воротам.
Странная вещь! Вот уже пятнадцать лет у этого великолепного замка не
было владельца. Старый управляющий все еще взимал арендную плату, а слуги,
уже постаревшие, все еще поддерживали порядок в замке, каждое утро отпирая
ворота, словно в ожидании прихода хозяина, и каждый вечер их запирая, словно
хозяин отложил свое возвращение до утра.
Управляющий принял обоих посетителей с тем дружелюбием, с каким
относились все к этой женщине, и с тем почтением, какое все, по-видимому,
питали к этому юноше.
- Господин Элио, - обратилась к нему женщина, - не позволите ли вы нам
войти в замок? Мне нужно кое-что сказать господину Габриэлю, - показала она
на юношу, - а сказать ему это я могу только в парадном зале.
- Какие могут быть разговоры, госпожа Алоиза! Конечно, входите, -
сказал Элио, - и где угодно скажите молодому господину все, что у вас на
сердце.
Они миновали караульную, прошли по галерее и вошли наконец в парадный
зал.
Он был обставлен точно так же, как и в тот день, когда его покинул
последний владелец. Но в этот зал, где некогда собиралась вся нормандская
знать, уже пятнадцать лет никто не входил, кроме слуг.
Вот в него-то и вошел не без волнения Габриэль (читатель, надеемся, не
забыл, что так назвала женщина молодого человека)...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Две Дианы»