Раковый корпус

-- Что-то не знаю,-- пожала она плечами и стала листать огромную
книгу-справочник.
-- Что ж ты, милок, общий берЈшь? -- пожалела женщина сзади.-- После
операции -- и общий? Полезешь наверх -- швы разойдутся. Ты бы палацкарт
брал!
-- Денег нет,-- вздохнул Олег. Это была правда.
-- Нет такой станции! -- крикнула кассирша, захлопывая справочник.-- До
другой берите!
-- Ну как же нет,-- слабо улыбнулся Олег.-- Она уже год действует, я
сам с неЈ уезжал. Если б я знал -- я б вам билет сохранил.
-- Ничего не знаю! Раз в справочнике нет -- значит станции нет!
-- Но поезда-то останавливаются! -- более горячно, чем мог бы
операционный, втягивался спорить Олег.-- Там-то касса есть!
-- Гражданин, не берЈте -- проходите! Следующий!
-- Правильно, чего время отнимает? -- рассудительно гудели сзади.--
Бери, куда дают!.. С операции, а ещЈ ковыряется.
Ух, как бы Олег сейчас мог поспорить! Ух, как бы он сейчас пошЈл
вокруг, требуя начальника пассажирской службы и начальника вокзала! Ух, как
любил он прошибать эти лбы и доказывать справедливость -- хоть эту
маленькую, нищенькую, а всЈ же справедливость! Хоть в этом отстаивании
ощутить себя личностью.
Но железен был закон спроса и предложения, железен закон планирования
перевозок! Та добрая женщина позади, что уговаривала его Б плацкартный, уже
совала свои деньги мимо его плеча. Тот милиционер, который только что
вставил его в очередь, уже руку поднимал отвести его в сторону.
-- От той мне тридцать километров добираться, а от другой семьдесят,--
ещЈ жаловался Олег в окошечко, но это была уже, по-лагерному, жалоба
зелЈного фрайера. Он сам спешил согласиться: -- Хорошо, давайте до станции
Чу.
А эта станция и наизусть была известна кассирше, и цена известна, и
билет ещЈ был -- и надо было только радоваться. Тут же, не отходя далеко,
проверил Олег дырчатую пробивку на свет, вагон проверил, цену проверил,
сдачу проверил -- и пошЈл медленно.
А чем дальше от тех, кто знал его как операционного,--уже распрямляясь,
и сняв убогую шапку, сунув еЈ в мешок опять. Оставалось до поезда два часа
-- и приятно было их провести с билетом в кармане. Можно было теперь
пировать: мороженого поесть, которого в Уш-Тереке уже не будет, кваса выпить
(не будет и его). И хлеба-черняшки купить на дорогу. Сахара не забыть.
Терпеливо налить кипятка в бутылку (большое дело -- своя вода с собой!) А
селЈдки -- ни за что не брать. О, насколько же это вольготнее, чем ехать
арестантским этапом! -- не будет обыска при посадке, не повезут воронком, не
посадят на землю в обступе конвоиров, и от жажды не мучаться двое суток! Да
ещЈ если удастся захватить {357} третью, багажную, полку, там растянуться во
всю длину -- ведь не на двоих, не на троих она будет -- на одного! Лежать --
и болей от опухоли не слышать.

Страницы: (335) :  <<  ... 321322323324325326327328329330331332333334335

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сам-то я как поступал? Чуть только
спелись сердца - глядь, и тела туда же за ними, - челядь берет пример с
господ! И выходит на поверку, что месяц серебристый - всего-навсего сводник.
Жена. Ты бы поглядел, какие роскошные книжки господин майор посылает к
нам в дом. Твоя дочь-то молится по этим книгам.
Миллер (свистит). Как же, молится! Много ты понимаешь! Простую,
натуральную пищу нежный желудок его милости не переваривает. Сначала
господин майор должен отдать ее на выварку искусным поварам той адской,
чумной кухни, что зовется изящной словесностью. В печку всю эту пакость!
Девчонка наберется бог знает чего, разного невероятного вздора, кровь у нее
забурлит, как от шпанской мушки, - и прощайте тогда крупицы христианской
веры, которую отец и так уж с грехом пополам в ней поддерживал! В печку,
тебе говорят! Девчонка забивает себе голову всякой чертовщиной, уносится
мыслью в тридесятые государства и в конце концов потеряет, позабудет дорогу
в родные палестины, устыдится, что ее отец - скрипач Миллер, и отвадит
хорошего, почтенного зятя, который как раз пришелся бы мне ко двору... Ну уж
нет, накажи меня бог! (Вскакивает; в сердцах.) Скорей, пока не поздно! А
майору... да, да, майору... поворот от ворот. (Направляется к выходу.)
Жена. С ним надо быть повежливее, Миллер. Мы немало нажились на одних
только его подарочках!..
Миллер (возвращается и останавливается перед ней). Это что же, плата за
честь моей дочери?.. Убирайся ты к черту, мерзкая сводня!.. Лучше я возьму
скрипку и пойду по миру, буду играть за тарелку супу, лучше я разобью свою
виолончель и набью ее навозом, но только ни за что не притронусь к деньгам,
ради которых единственное мое дитя пожертвовало своею душою и вечным
спасением. Откажись от проклятого кофе и от нюхательного табаку, - вот тебе
и не нужно будет торговать красотой твоей дочери. Я жрал до отвала и носил
тонкие сорочки еще до того, как этот отпетый негодяй повадился ко мне в дом.
Жена...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Коварство и любовь»