Раковый корпус

Из трЈх двое предъявляли билет до
Караганды. Вот для кого Олег очередь установил! Садились и нормальные
пассажиры. Женщина какая-то приличная, в синем жакете. Как сел Олег -- так
за ним уверенно вошЈл и бесноватый.
Быстро идя по вагону, Олег заметил небоковую багажную полку, ещЈ почти
свободную.
-- Так,-- объявил он.-- Корзинку эту сейчас передвинем.
-- Куда? чего? -- всполошился какой-то хромой, но здоровый.
-- Того! -- отозвался Костоглотов уже сверху.-- Людям ложиться негде.
Полку он освоил быстро: вещмешок пока сунул в головы, вытащив из него
утюг; шинель снял, расстелил, и гимнастЈрку сбросил -- тут, наверху, всЈ
можно было. И лЈг остывать. Ноги его в сапогах сорок четвЈртого размера
нависали над проходом на полголени, но так высоко не мешали никому.
Внизу тоже разбирались, остывали, знакомились.
Тот хромой, общительный, сказал, что раньше ветфельдшером был.
-- И чего ж бросил? -- удивились.
-- Да что ты! -- чем за каждую овечку на скамью садиться, отчего
подохла, я лучше буду инвалид, да овощи свезу! -- громко разъяснял хромой.
-- Да чего ж! -- сказала та женщина в синем жакете.-- Это при Берии за
овощи, за фрукты ловили. А сейчас только за промтовары ловят.
Солнце было уже, наверно, последнее, да его и заслонял вокзал. В низу
купе ещЈ было светловато, а наверху тут -- сумерки. Купированные и мягкие
сейчас гуляли по платформе, а тут сидели на занятом, вещи устраивали. И Олег
вытянулся во всю длину. Хорошо! С поджатыми ногами очень плохо двое суток
ехать в арестантском вагоне. Девятнадцати человекам в таком купе очень плохо
ехать. Двадцати трЈм ещЈ хуже.
Другие не дожили. А он дожил. И вот от рака не умер. Вот и ссылка уже
колется как яичная скорлупа. {362}
Он вспомнил совет коменданта жениться. Все будут скоро советовать.
Хорошо лежать. Хорошо.
Только когда дрогнул и тронулся поезд -- там, где сердце, или там, где
душа -- где-то в главном месте груди, его схватило -- и потянуло к
оставляемому. И он перекрутился, навалился ничком на шинель, ткнулся лицом
зажмуренным в угловатый мешок с буханками.
Поезд шЈл -- и сапоги Костоглотова, как мЈртвые, побалтывались над
проходом носками вниз.

1963-1967

{363}

--------
Комментарии

Повесть задумана весной 1955 в Ташкенте в день выписки из ракового
корпуса. Однако -- замысел лежал без всякого движения до января 1963, когда
повесть начата, но и тут оттеснена началом работы над "Красным Колесом". В
1964 автором предпринята поездка в Ташкентский онкодиспансер для встречи со
своими бывшими лечащими врачами и для уточнения некоторых медицинских
обстоятельств. С осени 1965, после ареста авторского архива, когда материалы
"Архипелага" дорабатывались в Укрывище,-- в местах открытой жизни только и
можно было продолжать эту повесть.

Страницы: (335) :  <<  ... 326327328329330331332333334335

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Когда же Читатель, словно после феерической вакханалии,
вновь наконец, очнулся и, вспомнив прежнюю жизнь, вернулся к
привычным книгам, он почувствовал, что у греков и римлян теперь
уже вкус иной - пресноватый, поднадоевший, какой-то чужой.
Тогда попробовал он читать современные книги. Но они ему не
понравились; в них, как ему показалось, все сводилось к вещам
незначительным, мелким, и само повествование велось словно бы
не всерьез.
И Читателя больше не покидало чувство голода по новым,
великим очарованиям и потрясениям. Кто ищет, тот находит. И
следущее, что он нашел, была книга норвежского писателя по
имени Гамсун. Странная книга странного писателя. Казалось, что
Гамсун постоянно - а он был еще жив - в одиночку скитается по
свету, видя бурное существование без руля и ветрил, без Бога в
душе, полубаловень, полустрадалец, в вечных поисках чувства,
которое он порою словно бы обретает лишь на мгновение как
гармонию сердца с окружающим миром.
Однажды под вечер, начитавшись до ломоты и рези в глазах -
он был уже немолодым человеком, - Читатель погрузился в
раздумья. Над одним из высоченных книжных стеллажей красовался
давно туда водруженный золотыми буквами греческий девиз,
который гласил: "Познай самого себя". Теперь он приковал
внимание Читателя. Ибо Читатель себя не знал, давно уже ничего
не знал о себе. По едва заметным следам воспоминаний он
мысленно вернулся в прошлое и старательно начал отыскивать в
нем то время, когда его восхитила лира Горация и осчастливили
гимны Пиндара...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Книжный человек»