Раковый корпус

Однако вот Поддуеву два раза резали -- и что помогло?.. {84}
А если рак никуда и не думает ползти? Если его уже нет?
Во всяком случае надо было посоветоваться с женой, а особенно с дочерью
Генриеттой, самой образованной и решительной у них в семье. Но он занимает
здесь койку, и клиника не станет ждать оборота писем (а ещЈ от станции к
ним, в глубь степи, почту возят два раза в неделю и то лишь по хорошей
дороге). Выписываться же и ехать на совет домой -- очень трудно, трудней,
чем это понимают врачи и те больные, которые ему так легко советуют. Для
этого надо закрыть в здешней городской комендатуре отпускное свидетельство,
только что выхлопотанное с трудом, сняться с временного учЈта и ехать;
сперва в лЈгком пальтеце и полуботинках, как он сейчас, ехать поездом до
маленькой станции, там надевать полушубок и валенки, оставленные на хранение
у незнакомых добрых людей,-- потому что там погода нездешняя, там ещЈ лютые
ветры и зима,-- и сто пятьдесят километров трястись-качаться до своей МТС,
может быть не в кабине, а в кузове; и тотчас же, приехав домой, писать
заявление в областную комендатуру и две-три-четыре недели ждать разрешения
на новый выезд; и когда оно придЈт -- опять отпрашиваться с работы, а как
раз потает снег, развезЈт дорогу и машины станут; и потом на маленькой
станции, где останавливаются два поезда в сутки, каждый по минуте, мотаться
отчаянно от кондуктора к кондуктору, который бы посадил; и приехав сюда, в
здешней комендатуре опять становиться на временный учЈт и потом ещЈ
сколько-то дней ждать очереди на место в клинике.
Тем временем обсуждали дела Прошки. Вот и верь дурным приметам! -- лЈг
на плохую койку! Его поздравляли и советовали подчиниться инвалидности, пока
дают. Дают -- бери! Дают -- значит, надо. Дают, а потом отнимут. Но Прошка
возражал, что хочет работать. Да ещЈ, мол, наработаешься, дурак, жизнь
длинная!
ПошЈл Прошка за справками. Стало в палате стихать.
Ефрем опять открыл свою книгу, но читал строки, не понимая, и скоро
заметил это.
Он не понимал их, потому что дЈргался, волновался, смотрел, что
делается в комнате и в коридоре. Чтоб их понимать, надо было ему вспомнить,
что сам он уже никуда не успеет. Ничего не изменит. Никого не убедит. Что
самому ему остались считанные дни разобраться в себе самом.
И только тогда открывались строки этой книги. Они были напечатаны
обычными чЈрными буквочками по белой бумаге. Но мало было простой грамоты,
чтоб их прочесть.
Когда Прошка уже со справками радостно поднялся по лестнице, в верхнем
вестибюле он встретил Костоглотова и показал ему:
-- И печати круглэньки, ось воно!
Одна справка была на вокзал с просьбой без очереди дать билет больному
такому-то, перенесшему операцию. (Если не написать об операции, на вокзале
больных слали в общий хвост, и они могли не уехать два дня и три.

Страницы: (335) :  <<  ... 67686970717273747576777879808182 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Ведь тогда, вскоре после мировой войны, для умонастроения
народов, в особенности побежденных, характерно было редкое
состояние нереальности и готовности преодолеть реальное, хотя и
должно сознаться, что действительные прорывы за пределы
действия законов природы, действительные предвосхищения
грядущего царства психократии совершались лишь в немногих
точках. Но наше тогдашнее плавание к Фамагусте через Лунное
море, под предводительством Альберта Великого, или открытие
Острова Бабочек в двенадцати линиях по ту сторону Дзипангу, или
высокоторжественное празднество на могиле Рюдигера-- все это
были подвиги и переживания, какие даются людям нашей эпохи и
нашей части света лишь однажды в жизни.
Уже здесь, как кажется, я наталкиваюсь на одно из
важнейших препятствий к моему повествованию. Те уровни бытия,
на которых совершались наши подвиги, те пласты душевной
реальности, которым они принадлежали, было бы сравнительно
нетрудно сделать доступными для читателя, если бы только
дозволено было ввести последнего в недра тайны Братства. Но
коль скоро это невозможно, многое, а может быть, и все
покажется читателю немыслимым и останется для него непонятным.
Однако нужно снова и снова отваживаться на парадокс, снова и
снова предпринимать невозможное...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Паломничество в страну Востока»