Раковый корпус

А нам -- выбирать не приходится.
Костоглотов ответил Русанову, ответил Ахмаджану, а безголосому не
ответил -- не дал ему адреса. Он это сделал незаметно, будто недослышал, не
успел, а на самом деле не хотел. Привязчивое было что-то в этом безголосом,
хотя и очень почтенном -- с фигурой и головой директора банка, а для
маленькой южноамериканской страны даже и премьер-министра. И было жаль Олегу
честного старого Масленникова, не досыпающего над письмами незнакомых
людей,-- закидает его безголосый вопросами. А с другой стороны нельзя было
не сжалиться над этим сипящим горлом, потерявшим человеческую звонкость,
которою совсем мы не дорожим, имея. А ещЈ с третьей стороны, сумел же
Костоглотов болеть как специалист, быть больным как преданный своей болезни,
и вот уже патологическую анатомию почитал, и на всякий вопрос добился
разъяснений от Гангарт и Донцовой, и вот уже от Масленникова получил ответ.
Почему же он, столько лет лишЈнный всяких прав, должен был учить этих
свободных людей изворачиваться под навалившейся глыбой? Там, где складывался
его характер, закон был: нашЈл -- не сказывай, облупишь -- не показывай.
Если все кинутcя Масленникову писать, то уж Костоглотову второй раз ответа
не дождаться.
А всЈ это было -- не размышление, лишь один поворот подбородка со
шрамом от Русанова к Ахмаджану мимо безголосого.
-- А способ употребления он пишет? -- спросил геолог. Карандаш и бумага
без того были перед ним, так читал он книгу.
-- Способ употребления -- пожалуйста, запасайтесь карандашами,
диктую,--объявил Костоглотов.
Засуетились, спрашивали друг у друга карандаш и листик бумажки. У Павла
Николаевича не оказалось ничего (да дома-то у него была авторучка со скрытым
пером, нового фасона), и ему дал карандаш ДЈмка. И Сибгатов, и Федерау, и
Ефрем, и Ни захотели писать. И когда собрались, Костоглотов медленно стал
диктовать из письма, ещЈ разъясняя: как чагу высушивать не до конца, как
тереть, какой водой заваривать, как настаивать, отцеживать и по скольку
пить.
Выводили строчки кто быстрые, кто неумелые, просили повторить -- и
стало особенно тепло и дружно в палате. С такой нелюбовью они иногда
отвечали друг другу -- а что было им делать? Один у них был враг -- смерть,
и что может разделить на {104} земле человеческие существа, если против всех
них единожды уставлена смерть?
Окончив записывать, ДЈма сказал грубоватым голосом и медленно, как, не
по возрасту, он говорил:
-- Да... Но откуда ж берЈзу брать, когда еЈ нет?.. Вздохнули. Перед
ними, давно уехавшими из России (кто -- и добровольно) или даже никогда не
бывавшими там, прошло видение этой непритязательной, умеренной, не
прожаренной солнцем страны, то в занеси лЈгкого грибного дождика, то в
весенних половодьях и увязистых полевых и лесных дорогах, тихой стороны, где
простое лесное дерево так служит и так нужно человеку.

Страницы: (335) :  <<  ... 858687888990919293949596979899100 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... - Великие князья. - Двор. - Кружки: Бадмаев, Андронников и
Манасевич-Мануйлов. - Правые. - Правительство; Совет Министров;
Штюрмер, Тренов и Голицын. - Отношение правительства к Думе. - Гр.
Игнатьев и Покровский. - Беляев. - Н. Маклаков и Белецкий. - Протопопов.

На исходе 1916 года все члены государственного тела России были
поражены болезнью, которая уже не могла ни пройти сама, ни быть
излеченной обыкновенными средствами, но требовала сложной и опасной
операции. Так понимали в то время положение все люди, обладавшие
государственным смыслом; ни у кого не могло быть сомнения в
необходимости операции; спорили только о том, какую степень
потрясения, по необходимости сопряженного с нею, может вынести
расслабленное тело. По мнению одних, государство должно было и во
время операции продолжать исполнять то дело, которое главным образом и
ускорило рост болезни: именно, вести внешнюю войну; по мнению других,
от этого дела оно могло отказаться.
Как бы то ни было, операция, первый период которой прошел
сравнительно безболезненно, совершилась. Она застигла врасплох
представителей обоих мнений и протекла в формах, неожиданных для
представителей разных слоев русского общества.
Главный толчок к развитию болезни дала война; она уже третий год
расшатывала государственный организм, обнаруживая всю его ветхость и
лишая его последних творческих сил. Осенний призыв 1916 года захватил
тринадцатый миллион землепашцев, ремесленников и всех прочих техников
своего дела; непосредственным следствием этого был-паралич главных
артерий, питающих страну; для борьбы с наступившим кризисом неразрывно
связанных между собою продовольствия и транспорта требовались
исключительные люди и исключительные способности; между тем, власть,
раздираемая различными влияниями и лишенная воли, сама пришла к
бездействию; в ней, по словам одного из ее представителей; не было уже
ни одного "боевого атома", и весь "дух борьбы" выражался лишь в том,
чтобы "ставить заслоны"...

Блок Александр Александрович   
«Последние дни императорской власти»