Бодался теленок с дубом

Это даже
омрачает ему радость выигранного сражения: что за победа,
если противник тебя и не узнаёт?
- По агитации.
- Позвольте, ваша фамилия как?
- Хм! фамилии моей не знаете? - Явно оскорблён, даже
унижен: - Кожевников!!!
Ну-у-у! - действительно смешно, засмеялся б и я, да
времени нет. По советским меркам это дико даже: он - отец
родной всем рязанским деятелям идеологии, он - бессменно в
Рязани, я - уже семь лет рязанский писатель и спрашиваю, кто
он такой!.. Обидишься...
- Да, - назидает, - мы с вами никогда не виделись.
- Нет, виделись, - говорю, - просто у меня слабая
зрительная память. - (Каких только шуток она со мной не
играла.) - Мы виделись, когда я из Кремля приехал,
рассказывал о встрече с Хрущёвым, вы приходили послушать
меня.
Как я прославился - он вызывал меня из школы по
телефону, я ответил: устал, не могу. На мою славу при-
хрущёвскую он послушно притопал, сел в уголке. Потом сколько
было наставлений писателям - а меня всегда нет. (Правильно
делают, что меня исключают: какой я, в самом деле, советский
писатель, подручный партии?!) А год назад позвонил мне
домой: - "Как вы относитесь, что "Советская Россия" вас
нехорошо упоминает?" - "А я её не читал". Изумился:
"Слушайте, я по телефону вам прочту". - "Да нет, я так не
умею". - "Приходите побеседовать". - "На тайное
собеседование, в кабинет? не пойду! Собирайте всех
писателей, гласно побеседуем". - "Нет, митинга мы не будем
устраивать".
Ну, вот дождался, вот, у праздничка, оттого и сиянье
такое.
Исключенье - решено, но как мне успеть всё записать? Вот
и мне слово дают, а у меня и речь не готова, кое-как
склеена, ни разу не прочтена. Только разошёлся, кричат:
- Десять минут! Конец!!
- Что значит - десять? Вопрос жизни! Сколько надо
столько и дайте.
Матушкин, елейно-старчески:
- Три минуты ему дать.
Вырвал ещё десять. Пулемётной скоростью гнал: ведь
только то, что успею сказать, только то и можно будет завтра
по свету пустить, а что за щекой останется, какое б разящее
ни было - не пойдёт, не сразит. Ничего, за 20 минут
наговорил много. Вижу - Маркин просто счастлив, слушает, как
я их долблю, да и Родину через болезнь, через температуру,
нравится: им самим приятно, что хоть кто-то сопротивляется.
А проголосовали - покорно.
И я, с удовольствием - против всей резолюции в целом
(про меня - только пунктик там).
Разошлись весёлые, кулуары, разговоры. Собрал я
карандаши, рванулся - Таурин меня ловит, да обходительно, да
сочувственно:
- Я вам очень советую, вы езжайте сейчас же в
секретариат, именно завтра будет полный секретариат, это в
ваших интересах!
Я:
- Нигде в уставе не написано, чтобы в 24 часа исключать,
можно и с разрядочкой.

Страницы: (394) :  <<  ... 179180181182183184185186187188189190191192193194 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Ведь природа существует в мысли первого источника движения, т.е.
Бога, а затем – в небе, как в орудии, посредством которого подобие вечной
доброты раскрывается в текучей материи. И подобно тому, как если при совершенном
мастере и наилучшем орудии окажется изъян в форме искусства, то его надлежит
всецело приписывать материи3, так и в том случае, когда Бог достигает предела
совершенства, а его орудие (каковым является небо) не терпит ни малейшего ущерба
в должном своем совершенстве, что явствует из философских рассуждений наших о
небе, приходится все изъяны в земных вещах считать изъянами, зависящими от
лежащей в основе материи, не входящими в намерения Бога-созидателя [c.56] и
неба; и все, что есть в земных вещах хорошего, поскольку оно не может
проистекать от материи, существующей лишь в потенции, происходит первично от
Бога-мастера, а затем от неба, которое есть орудие божественного искусства,
обычно называемого природой. Уже из этого явствует, что право, будучи благом,
первично существует в мысли Бога, и что все, существующее в мысли Бога, есть Бог
(в соответствии со словами: “И все созданное было в нем жизнью”4); Бог же
наиболее желает самого себя, следовательно, право, поскольку оно находится в
Боге, есть предмет желания Бога. И так как воля и предмет воли в Боге одно и то
же, то следует далее, что божественная воля есть это право. И далее из этого
следует, что право в вещах есть не что иное, как подобие божественной воли.
Отсюда мы заключаем, что все несозвучное божественной воле не может быть этим
правом, а все, что божественной воле созвучно, есть это право. Вот почему
спрашивать, по праву ли совершено что-либо (хотя слова и другие), значит
спрашивать, совершено ли это в согласии с тем, чего хочет Бог. Итак, в качестве
исходного предложения нужно выдвинуть следующее: все, чего Бог хочет в обществе
человеческом, то надлежит считать истинным и подлинным правом. Кроме того нужно
помнить о том, чему учит Философ в первых книгах “Никомаховой этики”: “Не в
любой материи одинаково следует искать [c...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Монархия (2-я книга)»