Он и сам в 1876 году с еще двумя
студентами был выслан без суда и следствия по распоряжению товарища министра
государственных имуществ (типичный случай ОСО). Без суда же в другой раз он
был сослан с братом в Глазов. Короленко называет нам Федора Богдана —
ходока, дошедшего до самого царя и потом сосланного; Пьянкова, оправданного
по суду, но сосланного по высочайшему повелению; еще несколько человек. И
Засулич в письме из эмиграции объясняла, что скрывается не от суда, а от
бессудной административной расправы.
Таким образом традиция пунктирчиком тянулась, но была она слишком
расхлябанная, пригодная для азиатской страны дремлющей, но не прыгающей
вперед. И потом эта обезличка: кто же был ОСО? То царь, то губернатор, то
товарищ министра. И потом, простите, это не размах, если можно перечислить
имена и случаи.
Размах начался с 20-х годов, когда для постоянного обмина суда были
созданы постоянно же действующие тройки. Вначале это с гордостью даже
выпирали — тройка ГПУ! Имен заседателей не только не скрывали —
рекламировали! Кто на Соловках не знал знаменитой московской тройки — Глеб
Бойкий, Вуль и Васильев?! Да и верно, слово-то какое ТРОЙКА! Тут немножко и
бубенчики под дугой, разгул масленицы, и впереплет с тем и загадочность:
почему — “тройка”? что это значит? суд — тоже ведь не четверка! а тройка
— не суд! А пущая загадочность в том, что — заглазно. Мы там не были, не
видели, нам только бумажка: распишитесь. Тройка еще страшней ревтрибунала
получилась. А там она еще обособилась, закуталась, заперлась в отдельной
комнате и фамилии спрятались. И так мы привыкли, что члены Тройки не пьют,
не едят и среди людей не передвигаются. А уж как удалились однажды на
совещание и — навсегда, лишь приговоры нам — через машинисток. (И — с
возвратом: такой документ нельзя на руках оставлять.)
Тройки эти (мы на всякий случай пишем во множественном числе, как о
божестве не знаешь никогда, где оно существует) отвечали возникшей
неоступной потребности: однажды арестованных на волю не выпускать (ну вроде
Отдела технического контроля при ГПУ: чтоб не было брака). И если уж
оказался не виноват и судить его никак нельзя, так вот через Тройку пусть
получит свои “минус тридцать два” (губернских города) или в ссылочку на
два-три года, а уже смотришь — ушко и выстрижено, он уж навсегда помечен и
теперь будет впредь “рецидивист”.
(Да простит нас читатель: ведь мы опять сбились на этот правый
оппортунизм — понятие “вины”, виноват-не виноват. Ведь толковано ж нам, что
дело не в личной вине, а в социальной опасности: можно и невиного посадить,
если социально-чуждый, можно и виноватого выпустить, если социально-близкий.