Если
деяние обвиняемого не охватывается кодексом, так можно осуждать еще:
— по аналогии (какие возможности!)
— просто за происхождение (7-35, принадлежность к социально-опасной
среде)5
— за связь с опасными лицами6 (вот где широта! какое лицо опасно и в
чЈм связь — это лишь судье видно).
Только не надо придираться к четкости издаваемых законов. Вот 13 января
1950 года вышел указ о возврате смертной казни (надо думать из подвалов
Берии она и не уходила) Написано: можно казнить подрывников-диверсантов. Что
это значит? Но сказано. Иосиф Виссарионович любит так: не досказать,
намекнуть. Здесь только ли о том, кто толовой шашкой подрывает рельсы? Не
написано. “Диверсант” мы знаем давно: кто выпустил недоброкачественную
продукцию — тот и диверсант. А кто такой подрывник? Например, если
разговорами в трамвае подрывал авторитет правительства? Или замуж вышла за
иностранца — разве она не подорвала величия нашей родины?..
Да не судья судит — судья только зарплату получает, судит инструкция!
Инструкция 37-го года: десять-двадцать — расстрел. Инструкция 43-го:
двадцать каторги — повешение. Инструкция 45-го: всем вкруговую по десять
плюс пять лишения прав (рабочая сила на три пятилетки).7 Инструкция 49-го:
всем по двадцать пять вкруговую.8
Машина штампует. Однажды арестованный лишен всех прав уже при обрезании
пуговиц на пороге ГБ и не может избежать СРОКА. И юридические работники так
привыкли к этому, что оскандалились в 1958-м году: напечатали в газетах
проект новых “Основ уголовного производства СССР” и в нЈм ЗАБЫЛИ дать пункт
о возможном содержании оправдательного приговора! Правительственная газета9
мягко выговорила: “Может создаться впечатление, что наши суды выносят только
обвинительные приговоры.”
А стать на сторону юристов: почему, собственно, суд должен иметь два
исхода, если всеобщие выборы производятся из одного кандидата? Да
оправдательный приговор это же экономическая бессмыслица. Ведь это значит,
что и осведомители, и оперативники, и следствие, и прокуратура, и внутренняя
охрана тюрьмы, и конвой — все проработали вхолостую!

Вот одно простое и типичное трибунальское дело. В 1941 году в наших
бездействующих войсках, стоявших в Монголии, оперчекистские отделы должны
были проявить активность и бдительность. Военфельдшер Лозовский, имевший
повод приревновать какую-то женщину к лейтенанту Павлу ЧульпенЈву, это
сообразил. Он задал ЧульпенЈву, с глазу на глаз три вопроса: 1. Как ты
думаешь — почему мы отступаем перед немцами? (ЧульпенЈв: техники у него
больше, да и отмобилизовался раньше. Лозовский: нет, это маневр, мы его
заманиваем) 2) Ты веришь в помощь союзников? (ЧульпенЈв: верю что помогут,
но не бескорыстно. Лозовский: обманут, не помогут ничуть.