Они шумно разговаривают, постоянно всуе
поминают Пушкина (“Пушкин взял”, “Пушкин съел”), матерятся в Бога, в Христа
и в Богородицу, выкрикивают любую брань о половых извращениях, никак не
стесняясь пожилых женщин, стоящих тут, а тем более молодых. За короткое
лагерное время они достигли высочайшей свободы от общества! — Во время
долгих проверок в зоне малолетки гоняются друг за другом, торпедируя толпу,
валя одних людей на других (“Что, мужик, на дороге стал?”), или бегают друг
за другом вокруг человека как вокруг дерева, тем удобнее дерева, что еще
можно им заслоняться, дергать, шатать, рвать в разные стороны.
Это и в весЈлую-то минуту оскорбительно, но когда переломлена вся
жизнь, человек заброшен в далЈкую лагерную яму, чтобы погибнуть, уже
голодная смерть распространяется в нЈм, мрак стоит в его глазах, — нельзя
подняться выше себя и посочувствовать юнцам, что так беззатейливы их игры в
таком унылом месте. Нет, пожилых измученных людей охватывает злоба, они
кричат им: “Чтоб вас чума взяла, змеЈныши!” “Падлюки! Бешеные собаки!” “Чтоб
вы подохли!” “Своими бы руками их задушил” “Хуже фашистов зверьЈ!” “Вот
напустили нам на погибель!” (И столько вложено в эти крики инвалидов, что
если бы слова убивали — они бы убили.) Да! Так и кажется, что их напустили
нарочно! — потому что и долго думая, лагерные распорядители не изобрели бы
бича тяжелей. (Как в удачной шахматной партии все комбинации вдруг начинают
вязаться сами, а мнится, что — задолго гениально придуманы, так и многое
удалось в нашей Системе на лучшее изнурение человеков.) Так и кажется, что
по христианской мифологии вот такими должны быть чертенята, никакими
другими!
Тем более, что их главная забава и их символ — их постоянный символ,
приветственный и угрозный знак — это рогатка: расставленные указательный и
средний пальцы руки, как бы подвижные бодающие рожки. Но они не бодающие,
они — выкалывающие, потому что тянутся всегда к глазам. Это заимствовано у
взрослых воров и означает серьЈзную угрозу: “Глаза выдавлю, падло!” А у
малолеток это любимая игра: внезапно перед глазами старика, нивесть откуда,
змеиною головой вырастает рогатка, и пальцы уверенно идут к глазам, сейчас
надавят! Старик откидывается, его еще чуть подталкивают в грудь, а другой
малолетка сзади уже приник к земле вплотную к ногам — и старик грохается
навзничь, головою об земь, под весЈлый хохот малолеток. И никогда они его не
поднимут. Да невдомЈк им, что они сделали что-нибудь худое! — это только
весело. Ни отвар, ни просыпка этих чертей не берЈт! И, с трудом поднимая
больное тело, старик со злобой шепчет: “ПулемЈт бы был — из пулемЈта бы по
ним не жалко!”
Старик Ц. ненавидел их устойчиво. Он говорил: “ВсЈ равно они погибшие,
это для людей чума растет.