Это было в шесть часов вечера,
а сейчас — одиннадцатый ночи. Она пыталась перетаптываться, тем согреваясь,
вахтЈр высунулся и крикнул: “Стой смирно, б…., хуже будет!” Теперь она не
шевелится и только плачет:
— Простите меня, гражданин начальник!.. Пустите в лагерь, я не буду!..
Но даже в лагерь ей никто не скажет: СВЯТАЯ! ВОЙДИ!..
ЕЈ потому так долго не пускают, что завтра — воскресенье, для работы
она не нужна.
Беловолосая такая, простодушная необразованная девчонка. За
какую-нибудь катушку ниток и сидит. Какую ж ты опасную мысль выразила,
сестрЈнка! Тебя хотят на всю жизнь проучить.
Огонь, огонь!.. Воевали — в костры смотрели, какая будет Победа…
Ветер выносит из костра недогоревшую огненную лузгу.
Этому огню и тебе, девушка, я обещаю: прочтет о том весь свет.
Это происходит в конце 1947 года, под тридцатую Годовщину Октября, в
стольном городе нашем Москве, только что отпраздновавшем восьмисотлетие
своих жестокостей. В двух километрах от всесоюзной сельскохозяйственной
выставки. И километра не будет до останкинского Дома Творчества Крепостных.

___

Крепостных!.. Это сравнение не случайно напрашивалось у многих, когда
им выпадало время размыслить. Не отдельные черты, но весь главный смысл
существования крепостного права и Архипелага один и тот же: это общественные
устройства для принудительного и безжалостного использования дарового труда
миллионов рабов. Шесть дней в неделю, а часто и семь, туземцы Архипелага
выходили на изнурительную барщину, не приносящую им лично никакого прибытка.
Им не оставляли ни пятого, ни седьмого дня работать на себя, потому что
содержание выдавали “месячи’ною” — лагерным пайком. Так же точно были они
разделены на барщинных (группа “А”) и дворовых (группа “Б”), обслуживающих
непосредственно помещика (начальника лагпункта) и поместье (зону). Хворыми
(группа “В”) признавались только те, кто уже совсем не мог слезть с печи (с
нар). Так же существовали и наказания для провинившихся (группа “Г”), только
тут была та разница, что помещик, действуя в собственных интересах,
наказывал с меньшей потерей рабочих дней — плетьми на конюшне, карцера у
него не было, начальник же лагпункта по государственной инструкции помещает
виновного в ШИзо (штрафной изолятор) или БУР (барак усиленного режима). Как
и помещик, начальник лагеря мог взять любого раба себе в лакеи, в повара,
парикмахеры или шуты (мог собрать и крепостной театр, если ему нравилось),
любую рабыню определить себе в экономки, в наложницы или в прислугу. Как и
помещик, он вволю мог дурить, показывать свой нрав. (Начальник Химкинского
лагеря майор Волков увидел, как заключЈнная девушка сушила на солнце
распущенные после мытья долгие льняные волосы, почему-то рассердился и
коротко бросил: “Остричь!” И еЈ тотчас остригли.