За какой-нибудь месяц уже три побега в Экибастузе — а Тэнно не бежит!
Он изнывает. Ревнивое подражание истачивает его. Со стороны виднее все
ошибки и всегда кажется, что ты сделал бы лучше. Например, если бы за рулем
был Жданок, а не ВоробьЈв, думает Тэнно — можно было бы уйти и от воронка.
Машина ВоробьЈва только-только еще была остановлена, а Тэнно со Жданком уже
сели обсуждать, как же надо бежать им.
Жданок — чернявый, маленький, очень подвижный, приблатнЈнный. Ему 26
лет, он белорусс, оттуда вывезен в Германию, у немцев работал шофЈром. Срок
у него — тоже четвертак. Когда он загорается, он так энергичен, он исходит
весь в работе, в порыве, в драке, в беге. Ему, конечно, не хватает выдержки,
но выдержка есть у Тэнно.
ВсЈ подсказывает им: с известкового же завода и бежать. Если не на
машине, то машину захватить за зоной. Но прежде чем замыслу этому помешает
конвой или опер, — бригадир штрафников ЛЈшка Цыган (Наврузов), сука,
щуплый, но наводящий ужас на всех, убивший в своей лагерной жизни десятки
людей (легко убивал из-за посылки, даже из-за пачки папирос), отзывает Тэнно
и предупреждает:
— Я сам беглец и люблю беглецов. Смотри, моЈ тело прошито пулями, это
побег в тайге. Я знаю, ты тоже хотел бежать с ВоробьЈвым. Но не беги из
рабочей зоны: тут я отвечаю, меня опять посадят.
То есть, беглецов любит, но себя — больше. ЛЈшка Цыган доволен своей
ссученной жизнью и не даст еЈ нарушить. Вот “любовь к свободе” у блатного.
А может, правда, экибастузские побеги становятся однообразны? Все бегут
из рабочих зон, никто из жилой. Отважиться? Жилая зона еще тоже пока
проволочная, еще тоже пока забора нет.
Как-то на известковом испортили электропроводку на растворомешалке.
Вызван вольный электромонтЈр. Тэнно помогает ему чинить, Жданок тем временем
ворует из кармана кусачки. МонтЈр спохватывается: нет кусачек! Заявить
охране? Нельзя, самого осудят за халатность. Просит блатных: верните!
Блатные говорят, что не брали.
Там же, на известковом, беглецы готовят себе два ножа: зубилами
вырубают их из лопат, в кузне заостряют, закаляют, в глиняных формах
отливают им ручки из олова. У Тэнно — “турецкий”, он не только пригодится в
деле, но кривым блестящим видом устрашает, а это еще важней. Ведь не убивать
они собираются, а пугать.
И кусачки, и ножи пронесли в жилую зону под кальсонами у щиколоток,
засунули под фундамент барака.
Главный ключ к побегу опять должно быть КВЧ. Пока готовится и
переносится оружие, Тэнно своим чередом заявляет, что вместе со Жданком он
хочет участвовать в концерте самодеятельности (в Экибастузе еще ни одного не
было, это будет первый, и с нетерпением подгоняется начальством: нужна
галочка в списке мероприятий, отвлекающих от крамолы, да и самим забавно
посмотреть, как после одиннадцатичасового каторжного труда заключЈнные будут
ломаться на сцене).