“Это вы
— воры? Вы корову украли?” Около землянки нашлись и следы крови. Их повели
в село, посадили под замок. Народ кричал: убить их тут же без жалости! Но
следователь из района приехал с карточкой всесоюзного розыска и объявил
селянам: “Молодцы! Вы не воров поймали, а крупных политических бандитов!”
И — всЈ обернулось. Никто больше не кричал. Хозяин коровы —
оказалось, что это чечен, принЈс арестованным хлеба, баранины и даже денег,
собранных чеченами. “Эх, — говорит он, — да ты бы пришЈл, сказал, кто ты
— я б тебе сам всЈ дал!.. (В этом можно не сомневаться это по-чеченски). И
Кудла заплакал. После ожесточения стольких лет сердце не выдерживает
сочувствия.
Арестованных отвезли в Кустанай, там в железнодорожном КПЗ не только
отобрали (для себя) всю чеченскую передачу, но вообще не кормили! (И
Корнейчук не рассказал вам об этом на Конгрессе Мира?). Перед отправкой на
кустанайском перроне их поставили на колени, руки были закованы назад в
наручниках. Так и держали, на виду у всех.
Если б это было на перроне Москвы, Ленинграда, Киева, любого
благополучного города — мимо этого коленопреклонЈнного скованного седого
старика, как будто с картины Репина, все бы шли, не замечая и не
оборачиваясь — и сотрудники литературных издательств, и передовые
кинорежиссеры, и лекторы гуманизма, и армейские офицеры, уж не говорю о
профсоюзных и партийных работниках. И все рядовые, ничем не выдающиеся,
никаких постов не занимающие граждане тоже старались бы пройти, не замечая,
чтобы конвой не спросил и не записал их фамилии, — потому что у тебя ведь
московская прописка, в Москве магазины хорошие, рисковать нельзя… (И еще
можно понять 1949 год, — но разве в 1965-м было бы иначе? Или разве наши
молодые и развитые остановились бы вступиться перед конвоем за седого
старика в наручниках и на коленях?)
Но кустанайцам мало что было терять, все там были или заклятые, или
подпорченные, или ссыльные. Они стали стягиваться около арестованных,
бросать им махорку, папиросы, хлеб. Кисти Кудлы были закованы за спиной, и
он нагнулся откусить хлеба с земли, — но конвоир ногой выбил хлеб из его
рта. Кудла перекатился, снова подполз откусить — конвоир отбил хлеб дальше!
(Вы, передовые кинорежиссеры, снимающие безопасных “стариков и старух”! —
может быть, вы запомните кадр и с этим стариком?) Народ стал подступать и
шуметь: “Отпустите их! Отпустите!” ПришЈл наряд милиции. Наряд был сильней,
чем народ, и разогнал его.
ПодошЈл поезд, беглецов погрузили для кенгирской тюрьмы.

Казахстанские побеги однообразны, как сама та степь. Но в этом
однообразии может быть легче понимается главное?
Тоже с шахты, тоже с Джезказгана, но в 1951 году, старым шурфом трое
вышли на поверхность ночью и три ночи шли.