Лямка шла по шее сзади, а потом пропускалась подмышками. Стиралась
шея, ломили плечи, сбивались колени, после одного рейса человек был в мыле,
после целой смены можно было врезать дубаря.
Копать приходилось в очень неудобном положении. Была лопата с короткой
ручкой, которую точили каждый день. Ею надо было прореза’ть вертикальные
щели на глубину штыка, потом полулежа, опираясь спиной на вырытую землю,
отваливать куски земли и бросать их через себя. Грунт был то камень, то
упругая глина. Самые большие камни приходилось миновать, изгибая тоннель. За
восемь-десять часов смены проходили не больше двух метров в длину, а то и
меньше метра.
Самое тяжЈлое было — нехватка воздуха в тоннеле: кружилась голова,
теряли сознание, тошнило. Пришлось решать еще и задачу вентиляции.
Вентеляционные отверстия можно было просверлить только вверх — в самую
опасную, постоянно просматриваемую полосу — близ зоны. Но без них дышать
было не под силу. Заказали “пропеллерную” стальную пластинку, к ней поперЈк
приделали палку, получилось вроде коловорота — и так вывели первое узкое
отверстие на белый свет. Появилась тяга, дышать стало легче. (Когда подкоп
шЈл уже за забором, вне лагеря, сделали второе.)
Постоянно делились опытом — как лучше какую работу делать,
подсчитывали, сколько прошли.
Лаз или тоннель нырял под ленточный фундамент, затем уклонялся от
прямой только из-за камней или неточного забоя. Он имел ширину полуметровую,
высоту девяносто сантиметров и полукруглый свод. Его потолок, по расчЈтам,
был от земной поверхности метр тридцать — метр сорок. Боковины тоннеля
укреплялись досками, вдоль него, по мере продвижения, наращивался шнур и
вешались новые и новые электрические лампочки.
Смотреть вдоль — это было метро, лагерное метро!..
Уже прошЈл тоннель на десятки метров, уже копали за зоной. Над головой
бывал ясно слышен топот проходящего развода караула, слышен лай и
повизгивание собак.
И вдруг… и вдруг однажды после утренней проверки, когда дневная смена
еще не опустилась и (по строгому закону беглецов) ничего порочащего не было
снаружи, — увидели свору надзирателей, идущих к бараку во главе с маленьким
резким лейтенантом Мачеховским, начальником режима. Сердца беглецов
опустились: заметили? Продали? Или проверяют наугад?
Раздалась команда:
— Собирай личные вещи! Вы-ходи из барака все до одного!
Команда выполнена. Все заключЈнные выгнаны и на прогулочном дворике
сидят на своих сидорах. Изнутри барака слышен плоский горохот — сбрасывают
доски вагонок. Мачеховский кричит: “Тащи сюда инструмент!” И надзиратели
волокут внутрь ломики и топоры. Слышен натужный скрип отдираемых досок.
Вот и судьба беглецов! — столько ума, труда, надежд, оживления — и
всЈ не только зря, но опять карцеры, побои, допросы, новые сроки.