Дать пощЈчину вольному коменданту? Да еще когда оскорбили не
тебя? И что такого страшного, если немножко всыпят в задницу? Так зато
останешься жить! А зачем еще подруги принимают яд? А зачем еще 14 мужчин?
Ведь жизнь даЈтся нам один только раз! и важен результат! Кормят, поят —
зачем расставаться с жизнью? А может, амнистию дадут, может, зачЈты введут?
Вот с какой арестантской высоты скатились мы. Вот как мы пали.
Но и как же поднялись наши тюремщики! Нет, это не карийские лопухи!
Если б даже мы сейчас воспряли и возвысились — и 4 женщины и 14 мужиков —
мы все были бы расстреляны прежде, чем достали бы яд. (Да и откуда может
быть яд в советской тюрьме?) А кто поспел бы отравиться — только облегчил
бы задачу начальства. А остальным как раз бы вкатили розог за недонесение. И
уж, конечно, слух о происшествии не растЈкся бы даже за зону.
Вот в чЈм дело, вот в чЈм их сила: слух бы не растЈкся! А если б и
растЈкся, то недалеко, глухой, газетами не подтверждЈнный, стукачами
нанюхиваемый — всЈ равно, что и никакого. Общественного возмущения — не
возникло бы! А чего ж тогда и бояться? А зачем тогда к нашим протестам
прислушиваться? Хотите травиться — травитесь.
ОбречЈнность же наших голодовок достаточно была показана в части I.
А побеги? История сохранила нам рассказы о нескольких серьЈзных побегах
из царских тюрем. Все эти побеги, заметим, руководились и осуществлялись с
воли — другими революционерами, однопартийцами бегущих, и еще по мелочам с
помощью многих сочувствующих. Как при самом побеге, так и при дальнейшем
схороне и переправе бежавших участвовало много лиц (“Ага! — поймал меня
Историк-Марксист. — Потому что население было за революционеров и будущее
— за них!” — “А может быть, — возражу я скромно, — еще и потому, что это
была весЈлая неподсудная игра? — махнуть платочком из окна, дать беглецу
переночевать в вашей спальне, загримировать его? За это ведь не судили.
Сбежал из ссылки Петр Лавров — так вологодский губернатор (Хоминский)…
его гражданской жене выдал свидетельство на отъезд — догонять любимого…
Даже вон за изготовление паспортов ссылали на собственный хутор. Люди не
боялись — вы из опыта знаете, что это такое? Кстати, как получилось, что вы
не сидели?” — “А это знаете, была лотерея…”)
Впрочем, есть свидетельства и другого рода. Все вынуждены были читать в
школе “Мать” Горького и, может быть, кто-нибудь запомнил рассказ о порядках
в нижегородской тюрьме: у надзирателей заржавели пистолеты, они забивают ими
гвозди в стенку, никаких трудностей нет приставить к тюремной стене лестницу
и спокойно уйти на волю. А вот что пишет крупный полицейский чиновник
Ратаев: “Ссылка существовала только на бумаге. Тюрьмы не существовало вовсе.
При тогдашнем тюремном режиме революционер, попавший в тюрьму,
беспрепятственно продолжал свою прежнюю деятельность.