В рождественский
канун того же года в Риге, где Рождество еще так чувствуется, так
празднично, — его арестовали и привели в подвал на улице Амату, рядом с
консерваторией. Входя в первую свою камеру, он не удержался и зачем-то
объяснил равнодушному молчуну-надзирателю: “Вот на это самое время у нас с
женой были билеты на “Графа Монте-Кристо”. Он боролся за свободу, не смирюсь
и я”.
Но рано еще было бороться. Ведь нами всегда владеют предположения об
ошибке. Тюрьма? — за что? — не может быть! Разберутся! Перед этапом в
Москву его еще даже нарочно успокоили (это делается для безопасности
перевозки), начальник контрразведки полковник Морщинин даже приехал
проводить на вокзал, пожал руку: “поезжайте спокойно!”. Со спецконвоем их
получилось четверо, и они ехали в отдельном купе мягкого вагона. Майор и
старший лейтенант, обсудив, как они весело проведут в Москве Новый год
(может быть для таких командировок и придумывается спецконвой?), залегли на
верхние полки и как будто спали. На другой нижней лежал старшина. Он
шевелился всякий раз, когда арестованный открывал глаза. Лампочка горела
верхняя синяя. Под головой у Тэнно лежала первая и последняя торопливая
передача жены — локон еЈ волос и плитка шоколада. Он лежал и думал. Вагон
приятно стучал. Любым смыслом и любым предсказанием вольны мы наполнить этот
стук. Тэнно он наполнял надеждой: “разберутся”. И поэтому серьЈзно бежать не
собирался. Только примеривался, как бы это можно было сделать. (Он потом еще
вспомнит не раз эту ночь и только будет покрякивать с досады. Никогда уже не
будут так легко убежать, никогда больше воля не будет так близка!)

* Приведена фотография. “4. Георгий Павлович Тэнно” — прим. А. К.

Дважды за ночь Тэнно выходил в уборную по пустому ночному коридору,
старшина шЈл с ним. Пистолет у него висел на длинной подвеси, как всегда у
моряков. Вместе с арестованным он втиснулся в саму уборную. Владея приемами
дзюдо и борьбы, ничего не стоило прихватить его здесь, отнять пистолет,
приказать молчать и спокойно уйти на остановке.
Во второй раз старшина побоялся войти в тесноту, остался за дверью. Но
дверь была закрыта, пробыть можно было сколько угодно времени. Можно было
разбить стекло, выпрыгнуть на полотно. Ночь! Поезд не шЈл быстро — 48-й
год, делал частые остановке. Правда, зима, Тэнно без пальто и с собой только
пять рублей, но у него не отобраны еще часы.
Роскошь спецконвоя закончилась в Москве на вокзале. Дождались, когда из
вагона вышли все пассажиры, и в вагон вошЈл старшина с голубыми погонами, из
воронка: “Где он?”
ПриЈм, бессоница, боксы, боксы. Наивное требование скорее вызвать к
следователю. Надзиратель зевнул: “Еще успеешь, надоест”.
Вот и следователь. “Ну, рассказывай о своей преступной деятельности.