Колотилось сердце. Был канун праздника. Или канун казни.
Но вышло всЈ иначе. Около двенадцати ночи быстро вошЈл другой
следователь и стал шептать Левшину на ухо. Никогда так не было. Левшин
заторопился, надавил кнопку, вызывая надзирателя прийти за арестованным.
И всЈ кончилось… Тэнно вернулся в камеру, поставил прут на место.
А другой раз следователь вызвал его заросшим (не имело смысла брать и
прута).
А там — допрос дневной. И пошЈл как-то странно: следователь не рычал,
обескуражил предсказанием, что дадут 5-7 лет, нечего горевать. И как-то
злости уже не было рассечь ему голову. Злость не оказалась у Тэнно
устойчивой.
ВзлЈт настроения миновал. Представилось, что шансов мало, так не
играют.
Настроение беглеца еще капризней, может быть, чем у артиста.
И вся долгая подготовка пропала зря…
Но беглец и к этому должен быть готов. Он уже сотню раз взмахнул прутом
по воздуху, он сотню следователей уже убил. Он десять раз пережил весь свой
побег в мелочах — в кабинете, мимо квадратного окошечка, до вахты, за
вахту! — он измучился от этого побега, а вот, оказывается, он его и не
начинал.
Вскоре ему сменили следователя, перевели на Лубянку. Здесь Тэнно не
готовил побега (ход следствия показался ему более обнадЈживающим, и не было
решимости на побег), но он неотступно наблюдал и составлял тренировочный
план.
Побег с Лубянки? Да возможно ли это вообще?.. А если вдуматься, он,
может быть, легче, чем из Лефортова. Скоро начинаешь разбираться в этих
длинных-длинных коридорах, по которым тебя водят на допрос. Иногда в
коридоре попадаются стре’лки: “к парадному N 2, “к парадному N 3” (Жалеешь,
что так был беспечен на воле — не обошел Лубянку заранее снаружи, не
посмотрел, где какое парадное). Здесь именно это и легче, что не территория
тюрьмы, а министерство, где множество следователей и других чиновников,
которых постовые не могут знать в лицо. И, значит, вход и выход только по
пропускам, а пропуск у следователя в кармане. А если следователя не знают в
лицо, то не так уж важно на него и в точности походить, лишь бы
приблизительно. Новый следователь — не в морской форме, а в защитной.
Значит, пришлось бы переодеться в его мундир. Не будет прута — была бы
решимость. В кабинете следователя — много разных предметов, например,
мраморное пресс-папье. Да его не обязательно и убивать — на десять минут
оглушить, и ты уже ушЈл!
Но мутные надежды на какую-то милость и разум лишают волю Тэнно
ясности. Только в Бутырках разрешается тяжесть: с клочка ОСОвской бумажки
ему объявляют 25 лет лагерей. Он подписывает — и чувствует, как ему
полегчало, взыграла улыбка, как легко несут его ноги в камеру 25-летников.