Чтение освежающее, броунизирующее мысли. Интеллектуальная
лёгкая гимнастика. Всегда – благородно, честно, старательно
(если простить, пролистывать целые сотни пустых или гадких
страниц туполобых казённо-революционных, казённо-
интернациональных и казённо-патриотических публицистов.)
Но это – сравнивая со всем печатным. Если же рядом с
журналом есть выбор чего-либо из Самиздата – какая рука не
предпочтёт самиздатского? С развитием в 60-х годах
самовольного машинописного печатания живая жизнь всё более
уходила туда, – редакция же “Н. Мира” трагически не понимала
этого, и заместители, собираясь в кабинете Твардовского,
серьёзно планировали стратегию отечественной мысли. Пожалуй,
самой неудачной из таких попыток была статья Дементьева (НМ
1969, № 4, а вышла в июне) – давно уже не члена редакции, а
всё ещё – родственной идеологической души, а всё ещё
радетеля, запечного друга.
Историю той несчастной статьи либо обойти совсем, либо
разобрать подробней. Она как будто отводит от стержня этой
книги, но почему-то не обминуется.
В 1968 г. в “Молодой Гвардии” опубликованы были две
статьи, заурядного темноватого публициста Чалмаева (а
вероятно за ним стоял кто-то поумней), давшие повод к
длительной газетно-журнальной полемике. Сумбурно
построенные, беспорядочно-нахватанные по материалу (изо всех
рядов, куда руки поспевали), малограмотные по уровню, сильно
декламационные по манере, с хаосом притянутых цитат, со
смехотворными претензиями дать “существенные контуры
духовного процесса”, “ориентацию в мировой культуре” и
“цельную перспективу движения художественной мысли”, – эти
статьи всё же не зря обратили на себя много гнева и с разных
сторон: изо рта, загороженного догматическими вставными
зубами, вырывалась не речь – мычанье немого, отвыкшего от
речи, но мычанье тоски по смутно вспомненной национальной
идее. Конечно, идея эта была казённо вывернута и
отвратительно раздута – непомерными восхвалениями русского
характера (только в нашем характере – правдоискательство,
совестливость, справедливость! только у нас “заветный
родник” и “светоносный поток идей”), оболганьем Запада
(“ничтожен, задыхается от избытка ненависти” – то-то у нас
много любви!), поношеньем его даже и за “ранний
парламентаризм”, даже и Достоевского приспособив (где
Достоевский поносил социализм – перекинули ту брань на
“буржуатный Запад”.) Конечно, идея эта была разряжена в ком-
патриотический лоскутный наряд, то и дело автор повторял
коммунистическую присягу, лбом стучал перед идеологией,
кровавую революцию прославлял как “красивое праздничное
деяние” – и тем самым вступал в уничтожающее противоречие,
ибо коммунистичность истребляет всякую национальную идею
(как это и произошло на нашей земле), невозможно быть
коммунистом и русским, коммунистом и французом – надо
выбирать.