мира”? Если где в этой книге я проглаживаю их слишком жёстко
– исправьте меня: на муки их, на скованность их, на
беззащитность.
Я-то об этих атаках ничего не знал. Я – у себя на
истьинской даче прочёл с большим опозданием статью
Дементьева – и ахнул, и завыл, и рассердился на “Н. мир”.
Составил даже анализ на бумажке. 2-го сентября пришёл в
редакцию. Они все только и жили своей дискуссией (да уж
веселей публичная схватка, чем как весной душили
Твардовского в закрытом кабинете) и своим маленьким ответом
“Огоньку”, который, при месячной неповоротливости и
цензурных задержках “Н. Мира”, всё-таки удалось прилепить в
последний номер и выпустить в свет. Торжествовал Твардовский
скромно:
– Ответ достойный?
(Да ничего особенного. Умеренное остроумие.
Дементьевского шибающего духа, к счастью, нет.)
– Достойный. Но вообще, А. Т., статья Дементьева
доставила мне боль. Не с той стороны вы их бьёте. Эта
засохлая дементьевская догматичность…
Очень насторожился:
– Да я сам половину этой статьи написал. (- Не верю. У
Твардовского есть эта несоветская черта: от ругаемой вещи не
отшатываться, а любить больше прежнего. -) Ведь они – банда!
– Не отрицаю. Но вы – всё равно не с той стороны…
Помните, вы в Рязани, когда роман читали: “идти на костёр –
так было б из-за чего”.
– Я зна-аю, – возбуждался он к спору и раскуривался,-
вы ж – за церковки! за старину!.. (- Да не плохо бы и
крестьянскому поэту тоже… -) То-то они вас не атакуют.
– Да меня не то что атаковать, меня и называть нельзя.
– Но вам я прощаю. А мы – отстаиваем ленинизм. В нашем
положении это уже очень много. Чистый марксизм-ленинизм –
очень опасное учение (?!), его не допускают. Хорошо,
напишите нам статью, в чем вы не согласны.
Статья-не статья, а предыдущие страницы уже у меня были,
тезисно на листочке. Статьи, конечно, я писать не буду
вместо самсоновской катастрофы, но – можно ли говорить?
После полувека подавленья всякого изъясняющего слова,
отсеченья всякой думающей головы – такая всеобщая
перепутанность, что даже и близким друг друга не понять. Вот
им, друзьям, об этом открыто – можно ли? Да в “Н. Мире” для
меня такая уж добрая всегда обстановка, что часто духу не
хватает развёртывать им неприятные речи.
– Александр Трифоныч, вы “Вехи” читали?
Три раза он меня переспросил! – слово-то короткое, да
незнакомое.
– Нет.
– А Александр Григорьич читал когда-нибудь? Думаю, что
не читал. А зачем безо всякой надобности лягнул два раза?
Нахмурился А. Т., вспоминая:
– О ней что-то Ленин писал…
– Да мало ли что Ленин писал… В разгаре борьбы,-
добавляю поспешно, без этого – резко, без этого
– раскол!.