Твардовский – не прежняя партийная уверенность. Новые
поиски так и пробиваются морщинками по лицу:
– А где достать? Она запрещена?
– Не запрещена, но в библиотеках её зажимают. Да пусть
ваши ребята вам достанут.
Тут перешли в другой кабинет, как раз к этим самым
ребятам – Хитрову, Лакшину.
Твардовский, громогласно-добродушно, но и задето:
– Слушайте, он, оказывается, двенадцатый к “письму
одиннадцати”, просто не успел подписаться!
Когда смех перешёл, я:
– A. T., так нельзя: кто не с нами на 100%, тот против
нас! Владимир Яковлевич! Вы обязаны найти “Вехи” для A. T.
Да вы сами-то читали их?
– Нет.
– Так надо!
Лакшин, достаточно сдержанно, достаточно холодно:
– Мне – сейчас – это – не надо.
(Интересно, как он внутренне относится к статье
Дементьева? Не могут же не оскорблять его вкуса эти затхлые
заклинания. Но если нравятся Главному – не надо
противоречить.)
– А зачем же вы их лягаете?
Так же раздельно, выразительно, баритонально:
– Я – не лягаю.
Ну да, не он, а – Дементьев!
Я:
– Великие книги – всегда надо.
И вдруг А. Т. посреди маленькой комнаты стоя большой,
малоподвижный, ещё руки раскинув, и с обаятельной улыбкой
откровенности:
– Да вы освободите меня от марксизма-ленинизма, тогда
другое дело. А пока – мы на нём сидим.
Вот это – вырвалось, чудным криком души! Вот это было
уже – вектор развития Твардовского! Насколько же он ушёл за
полтора года!
Была бы свободная страна, действительно. Открыть другой
журнал, начать с ними публичную дискуссию с другой стороны,
доказать самому Твардовскому, что он – совсем не Дементьев.
А в н_а_ш_е_й стране иначе распорядилась серая лапа: накрыла
и меня, накрыла и их.
Как уже давила, давила, давила всё растущее, пятьдесят
лет.

После бурной весны 68-го года – что-то слишком оставили
меня в покое, так долго не трогали, не нападали.
Получил французскую премию “за лучшую книгу года” (дубль
– и за “Раковый”, и за “Круг”) – наши ни звука. Избран в
американскую академию “Arts and Letters” – наши ни ухом. В
другую американскую академию, “Arts and Sciences” (Бостон),
и ответил им согласием – наши и хвостом не ударили. На
досуге и без помех я раскачивался, скорость набирал на
“Р-17” и даже в Историческом музее, в двух шагах от Кремля,
работал – дали официальное разрешение, и только приходили
чекисты своими глазами меня обсмотреть, как я тут. И по
стране поездил – никаких помех. Так долго тихо, что даже
задыхаешься. Правда, летом получил я агентурные сведения (у
меня сочувствующих – не меньше, чем у них платных агентов),
что готовится моё исключение из СП – но замялось как-то,
телеграмма странная была “отложить заседание до конца
октября”, далёкий расчёт! Настолько Рязанское отделение СП
само ничего не знало – что за неделю до исключения выдавало
мне справки на жизнь.