Уходящие члены редколлегии – не
сопротивлялись, не боролись, оказали покорную сдачу, кроме
Твардовского – и не пожертвовали ничем, шли на обеспеченные
служебные места, – но от всех остальных после себя
ожесточённо требовали жертв: после нас – выжженная земля! мы
пали – не живите никто и вы! чтобы скорей и наглядней
содрогнулся мир от затушения нашего светоча: все авторы
должны непременно и немедленно уйти из “Нового мира”,
забравши рукописи, кто поступит иначе – предатель! (а где ж
печататься им?) весь аппарат – редакторы,секретари, если что
хорошее попытаются сделать после нас – предатели! тем более
члены коллегии, ещё не исключенные – должны немедленно
подать в отставку, уйти любой ценой! (выходом из СП?
гражданской смертью? Повинуясь этой линии, 60-летний тяжело
больной Дорош подал заявление, не отпускали – предатель!).
Но если весь новомирский век состоял из постоянных
компромиссов с цензурой и с партийной линией, – то почему
можно запрещать авторам и аппарату эту линию компромиссов
потянуть и подолжить, сколько удастся? Как будто огрязнённый
“Новый мир” становится отвратнее всех других, давно грязных,
журналов. Не сумели разгрома предотвратить, не сумели
защитить судно целым – дайте ж каждому в обломках
барахтаться, как он понимает. Нет! в этом они были
непримиримы.
А потому что, как это бывает, свою многолетнюю линию
жизни совсем иначе видели – вовсе не как вечную пригнутость
в компромиссах (иной и быть не может у журнала под таким
режимом!). Видели совсем иначе, высоко и стройно – и это
проявилось, когда осмелели всё-таки на Самиздат, осмелели:
выпустили два анонимных – и исключительно партийных! –
панегирика погибшему журналу. (И зачем же такая робкая
выступка: совсем не опасно, зачем же анонимно? Вероятно
потому, что авторы должны были не открыть своей близости к
старой редакции – уж и так просвечивала осведомлённость: что
осталось в портфеле старой и как проходят дни новой. Да не
трудно угадать, рассмотреть и лица их.)
Уже шибало в нос, как они подписаны: Литератор, Читатель
– по худшему образцу советских газет. У Читателя –
обстоятельный, медленного разгону эпиграф, как и любили в
“Новом мире”, – да эпиграф-то из кого? – из Маркса! – это в
70-м году! это для Самиздата! а дальше и Ленин цитируется –
о, мышление подцензурника, как ты выдаёшь свои приёмы!.. В
том самом феврале, когда разогнали “Новый мир”, гнусный суд
над Григоренко засудил первого честного советского генерала
в сумасшедший дом; дюжина “Хроник” на своих бледных
нечитАнных папиросных страницах уже назвала сотни героев,
отдавших за свободу мысли – свободу своего тела, заплативших
потерей работы, тюрьмой, ссылкой, сумасшедшим домом, –
анонимы объявляют разгром “Н.