)
Те же секретари Правления обещали “рассмотреть вопрос”
по крайней мере о печатании моей последней повести “Раковый
корпус”. Но за три месяца – четверть года! – и это нисколько
не сдвинулось. За три месяца сорок два секретаря Правления
не оказались способны ни вынести оценку повести, ни принять
рекомендацию о её печатании. В этом странном равновесии –
без прямого запрета и без прямого дозволения – моя повесть
существует уже более года, с лета 1966-го. Сейчас журнал
“Новый мир” хочет печатать эту повесть, однако не имеет
разрешения.
Думает ли Секретариат, что от такой бесконечной затяжки
моя повесть тихо изникнет, перестанет существовать и не надо
уже будет голосовать о включении или невключении её в
отечественную литературу? А между тем, начиная с писателей,
она охотно читается. По воле читателей она уже разошлась в
сотнях машинописных экземпляров. При встрече 12 июня я
предупредил Секретариат, что надо спешить её печатать, если
мы хотим её появления сперва на русском языке; что в таких
условиях мы не сможем остановить её неконтролируемого
появления на Западе.
После многомесячной бессмысленной затяжки приходит пора
заявить: если так произойдёт, то по явной вине (а может быть
и по тайному желанию?) Секретариата Правления СП СССР.
Я настаиваю на опубликовании моей повести
безотлагательно!

Солженицын
12 сентября 1967 г.

[4]

ИЗЛОЖЕНИЕ ЗАСЕДАНИЯ СЕКРЕТАРИАТА СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР
22 сентября 1967 г.

Присутствовало около 30 секретарей СП и т. МЕЛЕНТЬЕВ из
Отдела культуры ЦК. Председательствовал К. А. ФЕДИН.
Заседание по разбору писем писателя Солженицына началось в
13 часов, окончилось после 18 часов.
ФЕДИН – Второе письмо Солженицына меня покоробило.
Мотивировки его, что дело остановилось, мне кажутся зыбкими.
Мне показалось это оскорблением нашего коллектива. Три с
половиной месяца – совсем небольшой срок для рассмотрения
его рукописей. Мне здесь услышалась своего рода угроза.
Такая мотивировка показалась обидной! Второе письмо
Солженицына как бы заставляет нас силком браться за
рукописи, скорее их издавать. Вторым письмом продолжается
линия первого, но там более обстоятельно и взволнованно
говорилось о судьбе писателя, а здесь мне показалось
обидным. В сложном вопросе о печатании вещей Солженицына что
происходит? Его таланта никто из нас не отрицает.
Перекашивает его тон в непозволительную сторону. Читая
письмо, ощущаешь его как оплеуху – мы будто негодники, а не
представители творческой интеллигенции. В конце концов
своими требованиями он сам тормозит рассмотрение вопроса. Не
нашёл я в его письмах темы писательского товарищества. Хотим
мы или не хотим, мы должны будем сегодня говорить и о
произведениях Солженицына, но мне кажется, что надо говорить
в общем по письмам.