Он принял её радостными, почти трясущимися руками.
Испытанный жанр, моя проза – а вдруг проходимая?
На другой день по телефону:
– Описательная часть очень хороша, но вообще – это
страшнее всего, что вы написали. – И добавил: – Я ведь вам
не давал обязательств.
О, конечно нет! Конечно, журнал не давал обязательств!
Только давал обязательства я таскать свои вещи сюда и сюда.
Но сколько ещё отказов я должен встретить – и продолжать
считать себя новомирцем?..

Очень утешало меня в эти месяцы ежедневное чтение
русских пословиц, как молитвенника. Сперва:
– Печаль не уморит, а с ног собьёт
– Этой беды не заспишь
– Судьба придёт – по рукам свяжет
– Пора – что гора: скатишься, так оглянешься (это – об
ошибках моих, когда я был взнесён – и зевал, смиренничал,
терял возможности). Потом:
– От беды не в петлю головой
– Мы с печалью, а Бог с милостью
– Все минётся, одна правда останется
Последняя утешала особенно, только неясно было а как же
мне этой правде помочь? Ведь:
– Кручиной моря не переедешь
И такая с прямым намёком:
– Один со страху помер, а другой ожил
И ещё загадочная:
– Пришла беда – не брезгуй и ею
Получалось, что надо мне “от страху ожить”. Получалось,
что беду свою надо использовать на благо. И даже может быть
на торжество! Но – как? Но – как? Шифр неба оставался
неразгадан.
20 октября в ЦДЛ чествовали С. С. Смирнова (50 лет), и
Копелевы уговорили меня появиться там, в первый раз за 3
года, что я был членом Союза – вот мол я жив-здоров и
улыбаюсь. И вообще первый раз я сидел на юбилее и слушал,
как тут друг друга хвалят. О том, что Смирнов
председательствовал на исключении Пастернака – я не знал, я
бы не пошёл. С Брестской крепостью он, как будто, потрудился
во благо. Только я прикидывал, а как бы он эту работку
сделал, если б нельзя было ему пойти на развалины крепости,
нельзя было бы подойти к микрофону всесоюзного радио, ни –
газетной, журнальной строчки единой написать, ни разу
выступить публично, ни даже – в письмах об этом писать
открыто, а когда встречал бы бывшего брестовца – то чтоб
разговаривать им только тайно, от подслушивателей подальше и
от слежки укрывшись, и за материалами ездить без
командировок, и собранные материалы и саму рукопись – дома
не держать; – вот тогда бы как? написал бы он о Брестской
крепости и сколь полно?.. Это – непридуманные были условия.
Именно в таких условиях я и собрал 227 показаний по
“Архипелагу ГУЛагу”*.

[* Кстати, так в этот вечер сложилось, что главным
“юбиляром” оказался почему-то маршал Жуков, сидевший гостем
в президиуме. При всяком упоминании его имени, а это было
раз пять-шесть, в зале вспыхивали искренние аплодисменты.