Все они были наголо
стрижены, кое-как прикрывали головы от летнего солнца, все небриты, все
худы, некоторые до изнурения.
Надя не обегала их взглядом — она сразу почувствовала, а затем и
увидела Глеба: он шЈл с расстЈгнутым воротником в шерстяной гимнастЈрке, ещЈ
сохранившей на обшлагах красные выпушки, а на груди — невылинявшие
подорденские пятна. Он держал руки за спиной, как все. Он не смотрел с горки
ни на солнечные просторы, казалось бы столь манящие арестанта, ни по
сторонам — на женщин с передачами (на пересылке не получали писем, и он не
знал, что Надя в Москве). Такой же жЈлтый, такой же исхудавший, как его
товарищи, он весь сиял и с одобрением, с упоением слушал соседа —
седобородого статного старика.
Надя побежала рядом с колонной и выкрикивала имя мужа — но он не
слышал за разговором и заливистым лаем охранных собак. Она, задыхаясь,
бежала, чтобы ещЈ и ещЈ впитывать его лицо. Так жалко было его, что он
месяцами гниЈт в тЈмных вонючих камерах! Такое счастье было видеть вот его,
рядом! Такая гордость была, что он не сломлен! Такая обида была, что он
совсем не горюет, он о жене забыл! И прозрела боль за себя — что он ее
обездолил, что жертва — не он, а она.
И всЈ это был один только миг!.. На неЈ закричал конвой, страшные
дрессированные человекоядные псы прыгали на сворках, напруживались и лаяли с
докрасна налитыми глазами. Надю отогнали. Колонна втянулась на узкий спуск
— и негде было протолкнуться рядом с нею. Последние же конвойные,
замыкавшие запрещЈнное пространство, держались далеко позади, и, идя вслед
им, Надя уже не нагнала колонны — та спустилась под гору {286} и скрылась
за другим сплошным забором.
Вечером и ночью, когда жители Красной Пресни, этой московской окраины,
знаменитой своей борьбою за свободу, не могли того видеть, — эшелоны
телячьих вагонов подавались на пересылку; конвойные команды с болтанием
фонарей, густым лаем собак, отрывистыми выкриками, матом и побоями
рассаживали арестантов по сорок человек в вагон и тысячами увозили на
Печору, на Инту, на Воркуту, в Сов-Гавань, в Норильск, в иркутские,
читинские, красноярские, новосибирские, среднеазиатские, карагандинские,
джезказганские, прибалхашские, иртышские, тобольские, уральские,
саратовские, вятские, вологодские, пермские, сольвычегодские, рыбинские,
потьминские, сухобезводнинские и ещЈ многие безымянные мелкие лагеря.
Маленькими же партиями, по сто и по двести человек, их отвозили днЈм в
кузовах машин в Серебряный Бор, в Новый Иерусалим, в Павшино, в Ховрино, в
Бескудниково, в Химки, в Дмитров, в Солнечногорск, а ночами — во многие
места самой Москвы, где за сплотками досок деревянных заборов, за оплЈткой
колючей проволоки они строили достойную столицу непобедимой державы.