Судьба послала Наде неожиданную, но заслуженную ею награду: случилось
так, что Глеба не увезли в Заполярье, а выгрузили в самой Москве — в
маленьком лагерьке, строившем дом для начальства МГБ и МВД — полукруглый
дом на Калужской заставе.
Когда Надя неслась к нему туда на первое свидание, — ей было так,
будто уже наполовину его освободили.
По Большой Калужской улице сновали лимузины, порой и дипломатические;
автобусы и троллейбусы останавливались у конца решЈтки Нескучного Сада, где
была вахта лагеря, похожая на простую проходную строительства; высоко на
каменной кладке копошились какие-то люди в грязной рваной одежде — но
строители все имеют такой вид, и никто из прохожих и проезжих не
догадывался, что это — зэки.
А кто догадывался — тот молчал.
Стояло время дешЈвых денег и дорогого хлеба. Дома продавались вещи, и
Надя носила мужу передачи. Передачи всегда принимали. Свидания же давали не
часто: Глеб {287} не вырабатывал нормы.
На свиданиях нельзя было его узнать. Как на всех заносчивых людей,
несчастье оказало на него благое действие. Он помягчел, целовал руки жены и
следил за искрами еЈ глаз. Это была ему не тюрьма! Лагерная жизнь, своей
беспощадностью превосходящая всЈ, что известно из жизни людоедов и крыс,
гнула его. Но он сознательно вЈл себя к той грани, за которой себя не жалко,
и с упорством повторял:
— Милая! Ты не знаешь, за что берЈшься. Ты будешь ждать меня год, даже
три, даже пять — но чем ближе будет конец, тем трудней тебе будет его
дождаться. Последние годы будут самые невыносимые. Детей у нас нет. Так не
губи свою молодость — оставь меня! Выходи замуж.
Он предлагал, не вполне веря. Она отрицала, веря не вполне:
— Ты ищешь предлога освободиться от меня?
ЗаключЈнные жили в том же доме, который строили, в его неотделанном
крыле. Женщины, привозившие передачи, сойдя с троллейбуса, видели поверх
забора два-три окна мужского общежития и толпящихся у окон мужчин. Иногда
там вперемешку с мужчинами показывались лагерные шалашовки. Одна шалашовка в
окне обняла своего лагерного мужа и закричала через забор его законной жене:
— Хватит тебе шляться, проститутка! Отдавай последнюю передачу — и
уваливай! ЕщЈ раз на вахте тебя увижу — морду расцарапаю!
Приближались первые послевоенные выборы в Верховный Совет. К ним в
Москве готовились усердно, словно действительно кто-то мог за кого-то не
проголосовать. Держать Пятьдесят Восьмую статью в Москве и хотелось
(работники были хороши) и кололось (притуплялась бдительность). Чтоб
напугать всех, надо было хоть часть отправить. По лагерям ползли грозные
слухи о скорых этапах на Север. ЗаключЈнные пекли в дорогу картошку, у кого
была.
Оберегая энтузиазм избирателей, перед выборами запретили все свидания в
московских лагерях.