— Надо писать! Надо всем писать! — энергично повторяла она, склоняя и
других женщин ринуться по еЈ пути. — Мужья наши страдают. Свобода не придЈт
сама. Надо писать!
И этот рассказ тоже отвлЈк Надю от еЈ настроения и тоже больно задел.
Стареющая жена гравЈра говорила так воодушевлЈнно, что верилось: она
опередила и обхитрила их всех, она непременно добудет своего мужа из тюрьмы!
— И рождался упрЈк: а я? почему я не смогла так? почему я не оказалась
такой же верной подругой?
Надя только один раз имела дело с “образцовой” консультацией, составила
с адвокатом только одну просьбу, заплатила ему только две с половиной тысячи
— и, наверное, мало: он обиделся и ничего не сделал.
— Да, — сказала она негромко, как бы почти про себя, — всЈ ли мы
сделали? Чиста ли наша совесть?
За столом еЈ не услышали в общем разговоре. Но соседка вдруг резко
повернула голову, как будто Надя толкнула еЈ или оскорбила.
— А что можно сделать? — враждебно отчЈтливо произнесла она. — Ведь
это всЈ бред! Пятьдесят Восьмая это — хранить вечно! Пятьдесят Восьмая это
— не преступник, а враг! Пятьдесят Восьмую не выкупишь и {294} за миллион!
Лицо еЈ было в морщинах. В голосе звенело отстоявшееся очищенное
страдание.
Сердце Нади раскрылось навстречу этой старшей женщине. Тоном,
извинительным за возвышенность своих слов, она возразила:
— Я хотела сказать, что мы не отдаЈм себя до конца… Ведь жЈны
декабристов ничего не жалели, бросали, шли… Если не освобождение — может
быть можно выхлопотать ссылку? Я б согласилась, чтоб его сослали в какую
угодно тайгу, за Полярный круг — я бы поехала за ним, всЈ бросила…
Женщина со строгим лицом монахини, в облезшем сером платке, с
удивлением и уважением посмотрела на Надю:
— У вас есть ещЈ силы ехать в тайгу?? Какая вы счастливая! У меня уже
ни на что не осталось сил. Кажется, любой благополучный старик согласись
меня взять замуж — и я бы пошла.
— И вы могли бы бросить?.. За решЈткой?..
Женщина взяла Надю за рукав:
— Милая! Легко было любить в девятнадцатом веке! ЖЈны декабристов —
разве совершили какой-нибудь подвиг? Отделы кадров — вызывали их заполнять
анкеты? Им разве надо было скрывать своЈ замужество как заразу? — чтобы не
выгнали с работы, чтобы не отняли эти единственные пятьсот рублей в месяц? В
коммунальной квартире — их бойкотировали? Во дворе у колонки с водой —
шипели на них, что они враги народа? Родные матери и сестры — толкали их к
трезвому рассудку и к разводу? О, напротив! Их сопровождал ропот восхищения
лучшего общества! Снисходительно дарили они поэтам легенды о своих подвигах.
Уезжая в Сибирь в собственных дорогих каретах, они не теряли вместе с
московской пропиской несчастные девять квадратных метров своего последнего
угла и не задумывались о таких мелочах впереди, как замаранная трудовая
книжка, чуланчик, и нет кастрюли, и чЈрного хлеба нет!.