Если бы за нашими плечами
разорвалась Новая Звезда, — мы бы даже не услышали. Руська, у тебя одеяло
упадЈт, что ты свесил? Ты не спишь? Тебе известно, что наше Солнце — Новая
Звезда, и Земля обречена на гибель в самое ближайшее время?
— Я не хочу в это верить. Я молодой и хочу жить!
— Ха-ха! Примитивно!.. Какой чай холодный… С’э лЈ мо! Он хочет жить!
— Валька! Куда повезли Бобынина?
— Откуда я знаю? Может — к Сталину.
— А что бы вы сделали, Валентуля, если бы к Сталину позвали вас?
— Меня? Хо-го! Парниша! Я б ему объявил протест по всем пунктам!
— Ну, по каким, например?
— Ну, по всем-по всем-по всем. Пар экзампль — почему живЈм без
женщин? Это сковывает наши творческие возможности.
— Прянчик! Заткнись! Все спят давно — чего разорался? {85}
— Но если я не хочу спать?
— Друзья, кто курит — прячьте огоньки, идЈт младшина.
— Что это он, падло?.. Не споткнитесь, гражданин младший лейтенант —
долго ли нос расшибить?
— Прянчиков!
— А?
— Где вы? ЕщЈ не спите?
— Уже сплю.
— Оденьтесь быстро.
— Куда? Я спать хочу.
— Оденьтесь-оденьтесь, пальто, шапку.
— С вещами?
— Без вещей. Машина ждЈт, быстро.
— Это что — я вместе с Бобыниным поеду?
— Уж он уехал, за вами другая.
— А какая машина, младший лейтенант, — воронок?
— Быстрей, быстрей. “Победа”.
— Да кто вызывает?
— Ну, Прянчиков, ну что я вам буду всЈ объяснять? Сам не знаю,
быстрей.
— Валька! Сказани там!
— Про свидания скажи! Что, гады, Пятьдесят Восьмой статье свидание раз
в год?
— Про прогулки скажи!
— Про письма!..
— Про обмундирование!
— Рот фронт, ребята! Ха-ха! АдъЈ!
— … Товарищ младший лейтенант! Где, наконец, Прянчиков?
— Даю, даю, товарищ майор! Вот он!
— Про всЈ, Валька, кроши, не стесняйся!..
— Во псы разбегались среди ночи!
— Что случилось?
— Никогда такого не было…
— Может, война началась? Расстреливать возят?..
— Тю на тебя, дурак! Кто б это стал нас — по одному возить? Когда
война начнЈтся — нас скопом перебьют или чумой заразят через кашу, как
немцы в концлагерях, в сорок пятом…
— Ну, ладно, спать, браты! Завтра узнаем. {86}
— Это вот так, бывало, в тридцать девятом — в сороковом Бориса
Сергеевича Стечкина с шарашки вызовет Берия, — уж он с пустыми руками не
вернЈтся: или начальника тюрьмы переменят или прогулки увеличат… Стечкин
терпеть не мог этой системы подкупа, этих категорий питания, когда
академикам дают сметану и яйца, профессорам — сорок грамм сливочного масла,
а простым лошадкам по двадцать… Хорош человек был Борис Сергеевич, царство
ему небесное…
— Умер?
— Нет, освободился.