— Инженер Бобынин! Вы — ведущий инженер установки “клиппированная
речь”?
— Да.
— Я вас прошу сказать совершенно точно: когда она будет готова к
эксплуатации?
Бобынин вскинул густые тЈмные брови:
— Что за новости? Не нашлось никого старше меня, чтобы вам на это
ответить?
— Я хочу знать именно от вас, К февралю она будет готова?
— К февралю? Вы что — смеЈтесь? Если для отчЈта, на скорую руку да на
долгую муку — ну, что-нибудь… через полгодика. А абсолютная шифрация?
Понятия не имею. Может быть — год.
Абакумов был оглушЈн. Он вспомнил злобно-нетерпящее подЈргивание усов
Хозяина — и ему жутко стало тех обещаний, которые, повторяя Селивановского,
он дал. ВсЈ опустилось в нЈм, как у человека, пришедшего лечить насморк и
открывшего у себя рак носоглотки.
Обеими руками министр подпЈр голову и сдавленно сказал:
— Бобынин! Я прошу вас — взвесьте ваши слова. Если можно быстрей,
скажите: что нужно сделать?
— Быстрей? Не выйдет.
— Но причины? Но какие причины? Кто виноват? Ска- {110} жите, не
бойтесь! Назовите виновников, какие бы погоны они ни носили! Я сорву с них
погоны!
Бобынин откинул голову и глядел в потолок, где резвились нимфы
страхового общества “Россия”.
— Ведь это получается два с половиной-три года! — возмущался министр.
— А вам срок был дан — год! И Бобынина взорвало:
— Что значит — дан срок? Как вы представляете себе науку:
Сивка-Бурка, вещая каурка? Воздвигни мне к утру дворец — и к утру дворец? А
если проблема неверно поставлена? А если обнаруживаются новые явления? Дан
срок! А вы не думаете, что кроме приказа ещЈ должны быть спокойные сытые
свободные люди? Да без этой атмосферы подозрения. Вон мы маленький токарный
станочек с одного места на другое перетаскивали — и не то у нас, не то
после нас станина хрупнула. ЧЈрт еЈ знает, почему она хрупнула! Но еЈ
заварить — час работы сварщику. Да и станок — говно, ему полтораста лет,
без мотора, шкив под открытый ременной привод! — так из-за этой трещины
оперуполномоченный майор Шикин две недели всех тягает, допрашивает, ищет,
кому второй срок за вредительство намотать. Это на работе — опер, дармоед,
да в тюрьме ещЈ один опер, дармоед, только нервы дЈргает, протоколы,
закорючки — да на чЈрта вам это оперноетворчество?! Вот все говорят —
секретную телефонию для Сталина делаем. Лично Сталин наседает — и даже на
таком участке вы не можете обеспечить технического снабжения: то
конденсаторов нужных нет, то радиолампы не того сорта, то электронных
осциллографов не хватает. Нищета! Позор! “Кто виноват”! А о людях вы
подумали? Работают вам все по двенадцать, иные по шестнадцать часов в день,
а вы мясом только ведущих инженеров кормите, а остальных — костями?.