А Петричевич? “Убит
только за то, что любил Сталина.” Благородный Петричевич! Лучших людей
всегда кто-нибудь убивает, а худших достаЈтся приканчивать Сталину.
ВсЈ здесь есть, всЈ — и как Тито, наверно, был английский шпион, и как
кичился кальсонами с королевской короной, и как он физически безобразен,
похож на Геринга, и пальцы все в бриллиантовых перстнях, увешан орденами и
медалями (что за жалкое чванство в человеке, не одарЈнном полководческим
гением!).
Объективная, принципиальная книга. Нет ли ещЈ у Тито половой
неполноценности? Об этом тоже надо бы написать.
“Югославская компартия во власти убийц и шпионов.” “Тито потому только
мог заняться руководством, что за него поручились Бела Кун и Трайчо Костов.”
Костов!! — укололо Сталина. Бешенство бросилось ему в голову, он
сильно ударил сапогом — в морду Трайчо, в окровавленную морду! — и серые
веки Сталина вздрогнули от удовлетворЈнного чувства справедливости.
Проклятый Костов! Грязный мерзавец!
У-у-удивительно, как задним числом становятся понятны козни этих
негодяев! Они все были троцкисты — но как маскировались! Куна хоть
расшлЈпали в тридцать седьмом, а Костов ещЈ десять дней назад поносил
социалистический суд. Сколько удачных процессов Сталин провЈл, каких врагов
заставил топтать самих себя — и та- {144} кой срыв в процессе Костова!
Позор на весь мир! Какая подлая изворотливость! Обмануть опытное следствие,
ползать в ногах — а на публичном заседании ото всего отказаться! При
иностранных корреспондентах! Где же порядочность? где же партийная совесть?
где же пролетарская солидарность? — жаловаться империалистам? Ну хорошо, ты
не виноват, — но умри так, чтобы была польза коммунизму!
Сталин отшвырнул книжку. Нет, нельзя было лежать! Звала борьба.
Он встал. Выпрямился, не допряма. Отпер (и запер за собой) другую
дверь, не ту, в которую стучался ПоскрЈбышев. За нею, чуть шаркая мягкими
сапогами, пошЈл низким узким кривым коридором, тоже без окон, миновал люк
потайного хода на подземную автодорогу, остановился у смотровых зеркал,
откуда можно было видеть приЈмную. Посмотрел.
Абакумов был уже там. С большим блокнотом в руках сидел напряжЈнно,
ждал, когда позовут.
ВсЈ более твердо, не шаркая, Сталин прошЈл в спальню, такую же
невысокую, непросторную, без окон, с нагнетаемым воздухом. Под сплошной
дубовой обкладкой стен спальни шли бронированные плиты и только потом
камень.
Маленьким ключиком, носимым у пояса, Сталин отпер замочек на
металлической крышке графина, налил стакан своей любимой бодрящей настойки,
выпил, а графин снова запер.
ПодошЈл к зеркалу. Ясно, неподкупно-строго смотрели глаза, которых не
выдерживали западные премьер-министры. Вид был суровый, простой, солдатский.