Морозы стояли за
пятьдесят. Железная “буржуйка” из угла никак не могла обогреть чересчур
просторной сибирской избы с разрушенной русской печью (за то изба и была
отдана ссыльным). Стены избы промерзали насквозь. Среди ночной тишины время
от времени брЈвна сруба издавали гулкий треск — как ружейный выстрел.
Докладом о политике партии в деревне конференцию открыл Сатаневич. Он
снял шапку, освободив колышащийся чЈрный чуб, но так и остался в полушубке с
вечно торчащей из кармана книжечкой английских идиом (“врага надо знать”).
Сатаневич вообще играл под лидера. Расстреляли его потом кажется на Воркуте
во время забастовки.
В том докладе Сатаневич признавал, что в обуздании консервативного
класса крестьянства посредством драконовских сталинских методов — есть
рациональное зерно: без такого обуздания эта реакционная стихия хлынет на
город и затопит революцию. (Сегодня можно признать, что и несмотря на
обуздание, крестьянство всЈ равно хлынуло на город, затопило его мещанством,
затопило даже сам партийный аппарат, подорванный чистками, — и так погубило
революцию.)
Но увы, чем страстнее обсуждались доклады, тем больше расстраивалось
единство утлой кучки ссыльных: выявлялось мнений не два и не три, а столько,
сколько людей. Под утро, уставши, официальную часть конференции свернули, не
придя к резолюции.
Потом ели и пили из казЈнной посуды, для убранства {27} обложенной
еловыми ветками по грубым выдолбинам и рваным волокнам стола. Оттаявшие
ветки пахли снегом и смолой, кололи руки. Пили самогон. Поднимая тосты,
клялись, что из присутствующих никто никогда не подпишет капитулянтского
отречения.
Политической бури в Советском Союзе они ожидали с месяца на месяц!
Потом пели славные революционные песни: “Варшавянку”, “Над миром наше
знамя реет”, “ЧЈрного барона”.
ЕщЈ спорили о чЈм попало, по мелочам.
Роза, работница с харьковской табачной фабрики, сидела на перине (с
Украины привезла еЈ в Сибирь и очень этим гордилась), курила папиросу за
папиросой и презрительно встряхивала стрижеными кудрями: “Терпеть не могу
интеллигенции! Она отвратительна мне во всех своих “тонкостях” и
“сложностях”. Человеческая психология гораздо проще, чем еЈ хотели
изобразить дореволюционные писатели. Наша задача — освободить человечество
от духовной перегрузки!”
И как-то дошли до женских украшений. Один из ссыльных — Патрушев,
бывший крымский прокурор, к которому как раз незадолго приехала невеста из
России, вызывающе воскликнул: “Зачем вы обедняете будущее общество? Почему
бы мне не мечтать о том времени, когда каждая девушка сможет носить жемчуга?
когда каждый мужчина сможет украсить диадемой голову своей избранницы? ”
Какой поднялся шум! С какой яростью захлестали цитатами из Маркса и
Плеханова, из Кампанеллы и Фейербаха.