Но вы- {10} дающееся военное изобретение стоило того, чтобы автора
                немедленно привезти в Москву. Кагана привезли в Марфино, и разные чины с
                голубыми и синими петлицами приезжали к нему и торопили его воплотить
                дерзкую техническую идею в готовую конструкцию. Уже получая здесь белый хлеб
                и масло, Каган, однако, не торопился. С большим хладнокровием он отвечал,
                что он сам не торпедист и, естественно, нуждается в таковом. За два месяца
                достали торпедиста (зэка). Но тут Каган резонно возразил, что сам он — не
                судовой механик и, естественно, нуждается в таковом. ЕщЈ за два месяца
                привезли и судового механика (зэка). Каган вздохнул и сказал, что не радио
                является его специальностью. Радио-инженеров в Марфине было много, и одного
                тотчас прикомандировали к Кагану. Каган собрал их всех вместе и невозмутимо,
                так что никто не мог бы заподозрить его в насмешке, заявил им: “Ну вот,
                друзья, когда теперь вас собрали вместе, вы вполне могли бы общими усилиями
                изобрести управляемые по радио торпедные катера. И не мне лезть советовать
                вам, специалистам, как это лучше сделать.” И, действительно, их троих услали
                на военно-морскую шарашку, Каган же за выигранное время пристроился в
                аккумуляторной, и все к нему привыкли.
                Сейчас Каган задирал лежащего на кровати Рубина — но издали, так чтобы
                Рубин не мог достать его пинком ноги.
                — Лев Григорьич, — говорил он своею не вполне разборчивой вязкой
                речью, зато и не торопясь. — В вас заметно ослабело сознание общественного
                долга. Масса жаждет развлечения. Один вы можете его доставить — а уткнулись
                в книгу.
                — Исаак, идите на …, — отмахнулся Рубин. Он уже успел лечь на
                живот, с лагерной телогрейкой, накинутой на плечи сверх комбинезона (окно
                между ним и Сологдиным было раскрыто “на Маяковского”, оттуда потягивало
                приятной снежной свежестью) и читал.
                — Нет, серьЈзно. Лев Григорьич! — не отставал вцепчивый Каган. —
                Всем очень хочется ещЈ раз послушать вашу талантливую “Ворону и лисицу”.
                — А кто на меня куму стукнул? Не вы ли? — огрызнулся Рубин. {11}
                В прошлый воскресный вечер, веселя публику. Рубин экспромтом сочинил
                пародию на крыловскую “Ворону и лисицу”, полную лагерных терминов и
                невозможных для женского уха оборотов, за что его пять раз вызывали на “бис”
                и качали, а в понедельник вызвал майор Мышин и допрашивал о развращении
                нравственности; по этому поводу отобрано было несколько свидетельских
                показаний, а от Рубина — подлинник басни и объяснительная записка.
                Сегодня после обеда Рубин уже два часа проработал в новой отведенной
                для него комнате, выбрал типичные для искомого преступника переходы
                “речевого лада” и “форманты”, пропустил их через аппарат видимой речи,
                развесил сушить мокрые ленты и с первыми догадками и с первыми подозрениями,
                но без воодушевления к новой работе, наблюдал, как Смолосидов опечатал
                комнату сургучом.
