Напротив, все, что Сахаров видит в реальном
социализме дурного, “лицемерие и показной рост… с утерей качественных
характеристик”, он почему-то не относит к социализму, а к некоему
“сталинскому лжесоциализму”. “Некоторые нелепости нашего развития не
были естественным следствием социалистического пути, а явились своего
рода трагической случайностью”. А доказательства? — в газетах?
Под тем же гипнозом нашего поколения Сахаров пренебрежительно
оценивает национализм — как некую периферийную помеху, мешающую светлому
движению человечества, но, впрочем, обреченную на скорое исчезновение.
Ан крепок оказался этот орешек для жерновов интернационализма.
Вперерез марксизму явил нам XX век неистощимую силу и жизненность
национальных чувств и склоняет нас глубже задуматься над загадкой:
почему человечество так отчетливо квантуется нациями не в меньшей
степени, чем личностями? И в этом граненьи на нации — не одно ль из
лучших богатств человечества? И — надо ли это стирать? И — можно ли это
стереть?
Пренебрегая живучестью национального духа, Сахаров упускает и
возможность существования в нашей стране живых национальных сил. Это
прорывается даже комично в том месте, где он перечисляет “прогрессивные
силы нашей страны” — и кого же видит? — “левых коммунистов-ленинцев” да
“левых западников”. И только?.. Были БЫ мы действительно духовно нищи и
обречены, если бы лишь этими силами исчерпывалась сегодняшняя Россия. В
заголовок статьи вынесен ПРОГРЕСС — технический, экономический,
социальный, прогресс в традиционном общем понимании, и его тоже
оставляет Сахаров в числе нетронутых, неповерженных истуканов, хотя
собственные его, рядом, экологические соображения подводят к тому, что
“прогресс” завел человечество в опасности по меньшей мере тяжелые. В
социальной области автор считает “величайшим достижением” “систему
образования под государственным контролем” и выражает “озабоченность,
что еще не стал реальностью научный метод руководства… искусством”.
(Дрожь пробирает.) Говоря о чисто научном прогрессе, Сахаров довольно
одобрительно рисует нам перспективы: “создание искусственного
сверхмозга”, “контролировать и направлять все жизненные процессы на…
организменном… и социальном уровнях… до психических процессов и
наследственности включительно”.
Такие перспективы по нашему понятию близки к концентрированному
земному аду, и тут многое могло бы вызвать недоумение и резкий протест,
если бы при повторном чтении всего трактата не обнаруживалось, что он не
должен быть читаем формально, буквально и с придирками к деталям. Что
главная суть трактата не в том, что по поверхности выражено и иногда
даже акцентировано, — не политическая терминология и не интеллектуальные
построения, а движущее его нравственное беспокойство автора и душевная
широта его предложений, далеко не всегда точно и удачно выраженных.