Так и с техническими перспективами прогресса. Сахаров предупреждает
                — политиков, ученых и всех нас, — что понадобятся “величайшая научная
                предусмотрительность и осторожность, величайшее внимание к
                общечеловеческим Ценностям”, и ясно, что такой призыв не есть
                практическая программа, что просить политиков о величайшем внимании к
                общечеловеческим ценностям или ученых о предусмотрительности в своих
                открытиях — это тесовые загородочки хлипкие, уж сколькие в той шахте на
                дне. За всю историю науки от чего нас спасла та научная
                предусмотрительность? Если и спасла когда, так мы того случая обычно не
                знаем: одинокий ученый сжег свой чертеж, сжег и не показал.
                Сам Сахаров своего чертежа — вовремя не сжег. И тем-то теперь, может
                быть, угрызаем и с той-то болью выходит теперь на площадь передо всем
                человечеством сразу — с воззывом: хотя бы НАЧАТЬ КОНЧАТЬ зло, хотя бы
                перед новыми худшими бедами остановиться! Он и сам знает, что
                осторожности — мало, что “величайшего внимания” — мало, но в его руках —
                нет его страшного изобретения, его ладони безоружно и дружески открыты
                нам, и он не столько учит нас, сколько увещает человекодушно.
                Так и надежды Сахарова на конвергенцию не есть обоснованная научная
                теория, но нравственная жажда — покрыть атомный грех человечества,
                избежать атомной катастрофы. (В решении нравственных задач человечества
                перспектива конвергенции довольно безотрадна: два страдающих пороками
                общества, постепенно сближаясь и превращаясь одно в другое, чтО могут
                дать? — общество, безнравственное вперекрест.)
                И призывы “не расширять зон влияния”, “не создавать трудностей
                другой стране”, пусть “все страны стремятся ко взаимопомощи”, а великие
                державы добровольно отдают отсталым странам 20 % своего национального
                дохода — это ведь тоже не практическая политика и не претендует быть
                таковой, это тоже — нравственный призыв. И внутри страны “запрещение
                всех привилегий” — тоже лишь сердечный возглас, а не практическая задача
                “левым коммунистам” да “левым западникам”, — ибо где ж им накопить такую
                заставляющую силу? Да и разве можно привилегии устранить “запретом”,
                декретом? У нас их уже свинцом и огнем “запрещали”, но из-под руки они
                тут же поперли опять, лишь хозяев сменили. Привилегии устранимы только
                всеобщею перестройкой сознания, чтоб они для самих владетелей не
                манящими стали, а морально отвратительными. Устранение привилегий —
                задача нравственная, а не политическая, и Сахаров так это и чувствует,
                так к этому и относится, но для нашего поколения утерян письменный язык
                нравственных сочинений, и наш автор вынужденно использует подручный
                невыразительный политический язык.
