(А от горкомовской зарплаты с пакетом – падение сразу в 5
                раз, ой-ой! уже ощутимы даже 30 рублей “хлебной надбавки”.) Только цеху его
                как раз – выпуск холодильников! Вот, стоит английский образец, всего только
                задача: точно скопировать. Но чёрт его знает, скопировали в точности, а
                секреты какие-то не ухватили: в контуре то трубка какая засоряется, то от
                холода своего же и замерзает начисто. Покупатели – возвращают с жалобами и
                проклятьями, “не холодит!”, магазины – с рекламациями.
                Но облегчало работу, что и в эти годы, начало 50-х, ещё сохранялась на
                заводе беспрекословная дисциплина, как если б война и сегодня шла, – даже на
                их “пьяном заводе”, как в городе звали (на промывку аппаратуры отпускали им
                много спирту).
                Смерть Сталина – сотрясла! Не то, чтобы считали Его бессмертным, но
                казалось: он – Явление вечное, и не может перестать быть. Люди рыдали.
                Плакал старый отец. (Мать – нет.) Плакали Дмитрий с женой.
                И все понимали, что потеряли Величайшего Человека. Но нет, и тогда ещё
                Дмитрий не понимал до конца, какого Великого, – надо было ещё годам и годам
                пройти, чтоб осознать, как от него получила вся страна Разгон в Будущее.
                Отойдёт вот это ощущение как бы всё продолженной войны – а Разгон останется,
                и только им мы совершим невозможное.
                Был Емцов, конечно, не рядовой, не рядовой. Нерядового ума, энергии. На
                заводе не столько уж требовались институтские знания, сколько живо
                справляться с оборудованием и с людьми. Дома опять почти не бывал. А ведь
                уже и сын родился, – а когда воспитывать? времени ни чутельки. Но главный
                урок жизни он получил от директора Борунова.
                Директоров сменилось несколько, держались по году, по полтора.
                Последнего, и с ним главного инженера, сняли “за выпуск некачественной
                продукции”: нагрянули комиссии от безжалостного Госконтроля, от прокуратуры,
                завод остановили, допросы по кабинетам, все в жути. И вот тут новым
                директором вступил Борунов – рослый самодородный красавец, лет сорока. Не
                улыбкой, нет, но чем-то светилось на его лице уверенное превосходство: что
                он знает, как исправить любое положение.
                И – да, поразительно! За две-три недели и весь завод и цех холодильников
                стали – другими. Люди как будто попали в мощное электромагнитное поле: их
                всех как повернуло в одну сторону, и они все смотрели туда, и понимали
                одинаково. Про нового директора передавали басенные эпизоды, подробности.
                (Тут Емцов был неделю в отгуле, уезжал на зимнюю рыбалку, не явился по
                вызову, а когда явился, секретарша Борунова: “Сказал: больше в вас не
                нуждается.” И три дня не допускал до лица своего!) Вдруг объявил в январе:
                “С 1 февраля завод будет работать ритмично!” И на демонстрационных досках за
                каждый день каждому цеху стали рисовать или красный столбик (выполнил план),
                или синий (провалил).
