Совдеп стремительно разваливал армию – но вопрос о сохранении её
даже не всплыл в протоколах правительства. Зато серьезно обсуждалось, как
сохранить верность союзникам, зато угодливо приглашали (делегатов совдепа
проверять расходование правительственных финансовых средств.
Так и с судьбой Государя. Достаточно было совдепу цыкнуть – и
всевластное правительство проявило решительную твёрдость в аресте царя, – а
почему, собственно? Царь добровольно отрёкся и именно этому правительству
пытался преемственно передать власть – уже это, казалось бы, морально
обязывало правительство по отношению к бывшему монарху. Можно было
ограничить его местожительство – в тот момент ни газеты, ни петиции не
требовали большего, – но зачем арест? Защитить царя решётками от гнева и
расправы масс? Но такого народного движения – к расправе – нигде и никем
проявлено не было.
Так только – угодить совдепу? Пожалуй, не только. Временное
правительство после трёх дней своего горевого царствования уже стало
опасаться морального сравнения себя с царём? Свергнутый, но вольный в жизни
царь становился мозолью именно правительству. Это сознание проявилось у
министров быстро. Уже 6 марта Некрасов дал знать Чхеидзе, что Временное
правительство не возражает против ареста царя и даже поможет в нём. На
частных переговорах министров, где стержнем был Керенский, арест был,
очевидно, решён уже 5 марта, поскольку 6-го Керенский уже посылал искать
место заключения для царской семьи. (Предполагалась Осиновая Роща, имение
Левашовой, в сторону Карельского перешейка.) 7-го он поехал в Москву и
произносил красивые слова о милосердии, а в самом червилось спиралью
огненно-революционное нетерпение: доказать на следствии измену царя и затем
судить его – какая будет крылатая аналогия с Великой Французской:
В своё время царь не арестовал ни Керенского, ни Гучкова, ни кого из
них, считая невозможным арестовывать политических деятелей. Но, обратно,
арестовать царя, добровольно отдавшего корону, чтоб только избежать
междоусобицы, – никому из них не показалось возмутительно, а всех радостно
насытило. В своё время царь не накладывал запрета на самые поносные речи
радикалов – теперь, в эпоху свободы, правительство из либералов-радикалов
запретило даже прощальное слово Верховного Главнокомандующего, где он
призывал армию служить этому же правительству и эту же войну против Германии
продолжать.
Боялись напомнить и вспомнить, что этот царь, напротив, был слишком
верен этой войне, на погибель России и себе?..
А кроме ареста беззащитного царя мы более не обнаружим нигде никаких
признаков твёрдости Временного правительства.