И вообще бы взяли его в больницу.
Он снял трубку, но вместо гудка услышал бодрый деловой голос:
— Товарищ Русанов?
— Да, да,– живо подобрался Русанов (как-то сразу чувствовалось, что
этот голос — сверху, а не снизу).
— Зайдите в Верховный Суд.
— В Верховный Суд? Есть! Сейчас! Хорошо! — И уже клал трубку, но
опомнился: — Да, простите, а какой Верховный Суд — старый или новый?
— Новый,– ответили ему холодно.– Поторопитесь.– И положили трубку.
И он всЈ вспомнил о смене Суда! — и проклял себя, что сам первый взял
трубку. Матулевича не было… Клопова не было… Да, и Берии ж не было! —
ну, времена!
Однако, надо было идти. Сам бы он не имел сил встать, но потому что
вызывали — надо было подняться. Он напрягался четырьмя конечностями,
привставал и падал, как телЈнок, ещЈ не научившийся ходить. Правда, ему не
назначили точного времени, но сказали: “Поторопитесь!” Наконец, держась за
стенку, он встал на ноги. И так побрЈл на расслабленных, неуверенных ногах,
всЈ время держась за стенку. Почему-то и шея болела справа.
Он шЈл и думал: неужели его будут судить? Неужели возможна такая
жестокость: по прошествии стольких лет его судить? Ах, эта смена Суда! Ах,
не к добру!
Ну что ж, при всЈм его уважении к Высшей Судебной Инстанции ему ничего
не остаЈтся, как защищаться и там. Он осмелится защищаться!
Вот что он им скажет: не я осуждал! и следствия вЈл тоже не я! Я только
сигнализировал с подозрениях. Если в коммунальной уборной я нахожу клочок
газеты с разорванным портретом Вождя — моя обязанность этот клочок принести
и сигнализировать. А следствие на то и поставлено, чтобы проверить! Может
быть это случайность, может быть это не так. Следствие для того и
поставлено, чтобы выяснить истину! А я только исполнял простой гражданский
долг.
Вот что он им скажет: все эти годы важно было оздоровить общество!
морально оздоровить! А это невозможно без чистки {152} общества. А чистка
невозможна без тех, кто не брезгует совком. Чем больше в нЈм разворачивались
аргументы, тем больше он накалялся, как он им сейчас выскажет. Он даже хотел
теперь скорей дойти, чтоб его скорей вызвали, и он им просто выкрикнет:
— Не я один это делал! Почему вы судите именно меня? А к т о этого не
делал? А как бы он на посту удержался, если бы не п о м о г а л?! Гузун? Так
и сам сел!
Он напрягся, будто уже кричал — но заметил, что не кричит совсем, а
только надулось горло. И болело.
Он шЈл уже будто не по штольне, а просто по коридору, а сзади его
окликнули:
— Пашка! Ты что — больной? Чего это еле тащишься? Он подбодрился и,
кажется, пошЈл как здоровый. Обернулся, кто ж его окликал — это был
Звейнек, в юнгштурме, с портупеей.
— А ты куда, Ян? — спросил Павел и удивился, почему тот такой
молодой.