Убирала она всегда без очков.
Дальше Гангарт вошла в мужскую палату. Русанов был в том же положении,
распаренный, но пульс снизился, а Костоглотов как раз надел сапоги и халат и
собирался гулять. Вера Корнильевна объявила всей палате о завтрашнем важном
обходе и просила самим просмотреть тумбочки прежде, чем она их тоже
проверит.
— А вот мы начнЈм со старосты,– сказала.
Начинать можно было и не со старосты, она не знала, почему опять пошла
именно в этот угол.
Вся Вера Корнильевна была — два треугольника, поставленных вершина на
вершину: снизу треугольник пошире, а сверху узкий. Перехват еЈ стана был до
того узенький, что просто руки тянулись наложить пальцы и подкинуть еЈ. Но
ничего подобного Костоглотов не сделал, а охотно растворил перед ней свою
тумбочку:
— Пожалуйста.
— Ну-ка, разрешите, разрешите,– добиралась она. Он посторонялся.
{159}
Она села на его кровать у самой тумбочки и стала проверять.
Она сидела, а он стоял над ней сзади и хорошо видел теперь еЈ шею —
беззащитные тонкие линии, и волосы средней темности, положенные просто в
узелок на затылке без всякой претензии на моду.
Нет, надо было как-то освобождаться от этого наплыва. Невозможно, чтобы
каждая милая женщина вызывала полное замутнение головы. Вот посидела с ним,
поболтала, ушла — а он все эти часы думал о ней. А ей что? — она придЈт
вечером домой, еЈ обнимет муж.
Надо было освобождаться! — но невозможно было и освободиться иначе,
как через женщину же.
И он стоял и смотрел ей в затылок, в затылок. Сзади воротник халата
поднялся колпачком, и открылась кругленькая косточка — самая верхняя
косточка спины. Пальцем бы еЈ обвести.
— Тумбочка, конечно, из самых безобразных в клинике,– комментировала
тем временем Гангарт.– Крошки, промасленная бумага, тут же и махорка, и
книга, и перчатки. Как вам не стыдно? Это вы всЈ-всЈ сегодня уберЈте.
А он смотрел ей в шею и молчал.
Она вытянула верхний выдвижной ящичек и тут, между мелочью, заметила
небольшой флакон с бурой жидкостью, миллилитров на сорок. Флакон был туго
заткнут, при нЈм была пластмассовая рюмочка, как в дорожных наборах, и
пипетка.
— А это что? Лекарство? Костоглотов чуть свистнул.
— Так, пустяки.
— Что за лекарство? Мы вам такого не давали.
— Ну что ж, я не могу иметь своего?
— Пока вы лежите в нашей клинике и без нашего ведома — конечно нет!
— Ну, мне неудобно вам сказать… От мозолей.
Однако, она вертела в пальцах безымянный ненадписанный флакон, пытаясь
его открыть, чтобы понюхать,– и Костоглотов вмешался. Обе жЈсткие горсти
сразу он наложил на еЈ руки и отвЈл ту, которая хотела вытянуть пробку.
Вечное это сочетание рук, неизбежное продолжение разговора…
— Осторожно,– очень тихо предупредил он.