ЕЈ
газельи тонкие ноги он заметил ещЈ в первый раз, когда лежал умирающий на
полу, а она подошла.
— Вега,– сказала она.
(То есть, и это была неправда. Неполная правда. ЕЈ так в школе звали,
но один только человек. Тот самый развитой рядовой, который с войны не
вернулся. Толчком, не зная почему, она вдруг доверила это имя другому.)
Они вышли из тени в проход между корпусами — и солнце ударило в них, и
здесь тянул ветерок.
— Вега? В честь звезды? Но Вега — ослепительно белая. Они
остановились.
— А я — не ослепительная,– кивнула она.– Но я — ВЕ-ра ГА-нгарт.
Вот и всЈ.
В первый раз не она перед ним растерялась, а он перед ней.
— Я хотел сказать… — оправдывался он.
— ВсЈ понятно. Выливайте! — приказала она.
И не давала себе улыбнуться.
Костоглотов расшатал плотно загнанную пробку, осторожно вытянул еЈ,
потом наклонился (это очень смешно было в его халате-юбке сверх сапог) и
отвалил небольшой камешек из тех, что остались тут от прежнего мощения.
— Смотрите! А то скажете — я в карман перелил! — объявил он с
корточек у еЈ ног.
ЕЈ ноги, ноги еЈ газельи, он заметил ещЈ в первый раз, в первый раз.
В сырую ямку на тЈмную землю он вылил эту мутно-бурую чью-то смерть.
Или мутно-бурое чьЈ-то выздоровление.
— Можно закладывать? — спросил он. Она смотрела сверху и улыбалась.
Было мальчишеское в этом выливании и закладывании камнем. Мальчишеское,
но и похожее на клятву. На тайну.
— Ну, похвалите же меня,– поднялся он с корточек.
— Хвалю,– улыбнулась она. Но печально. — Гуляйте. {164}
И пошла в корпус.
Он смотрел ей в белую спину. В два треугольника, верхний и нижний.
До чего же его стало волновать всякое женское внимание! За каждым
словом он понимал больше, чем было. И после каждого поступка он ждал
следующего.
Ве-Га. Вера Гангарт. Что-то тут не сошлось, но он сейчас не мог понять.
Он смотрел ей в спину.
— Вега! Ве-га! — вполголоса проговорил он, стараясь внушить издали.
— Вернись, слышишь? Вернись! Ну, обернись!
Но не внушилось. Она не обернулась.
——–
18
Как велосипед, как колесо, раз покатившись, устойчивы только в
движении, а без движения валятся, так и игра между женщиной и мужчиной, раз
начавшись, способна существовать только в развитии. Если же сегодня
нисколько не сдвинулось от вчера, игры уже нет.
Еле дождался Олег вечера вторника, когда Зоя должна была прийти на
ночное дежурство. ВесЈлое расцвеченное колесо их игры непременно должно было
прокатиться дальше, чем в первый вечер и в воскресенье днЈм. Все толчки к
этому качению он ощущал в себе и предвидел в ней и, волнуясь, ждал Зою.
Сперва он вышел встречать еЈ в садик, зная по какой косой аллейке она
должна прийти, выкурил там две махорочные скрутки, но потом подумал, что в
бабьем халате будет выглядеть глупо, не так, как хотел бы ей представиться.