Его взяли из жилою барака, не дали обойти больных последний раз. {54}
— Дикость какая!
— Да это ещЈ не дикость.– Костоглотов оживился больше обычного.–
Прибежал мой дружок, шепнул, что я тоже в списке на тот этап, начальница
санчасти мадам Дубинская дала согласие. Дала согласие, зная, что я ходить не
могу, что у меня швы не сняты, вот сволочь!.. Простите… Ну, я твердо
решил: ехать в телячьих вагонах с неснятыми швами — загноится, это смерть.
Сейчас за мной придут, скажу: стреляйте тут, на койке, никуда не поеду.
Твердо! Но за мной не пришли. Не потому, что смиловалась мадам Дубинская,
она ещЈ удивлялась, что меня не отправили. А разобрались в
учЈтно-распределительной части: сроку мне оставалось меньше года. Но я
отвлЈкся… Так вот я подошЈл к окну и смотрю. За штакетником больницы —
линейка, метров двадцать от меня, и на неЈ уже готовых с вещами сгоняют на
этап. Оттуда Карл ФЈдорыч меня в окне увидал и кричит: “Костоглотов!
Откройте форточку!” Ему надзор: “Замолчи, падло!” А он: “Костоглотов!
Запомните! Это очень важно! Срез вашей опухоли я направил на гистологический
анализ в Омск, на кафедру патанатомии, запомните!” Ну и… угнали их. Вот
мои врачи, ваши предшественники. В чЈм они виноваты?
Костоглотов откинулся в стуле. Он разволновался. Его охватило воздухом
той больницы, не этой.
Отбирая нужное от лишнего (в рассказах больных всегда много лишнего),
Донцова вела своЈ:
— Ну, и что ж ответ из Омска? Был? Вам объявили? Костоглотов пожал
остроуглыми плечами.
— Никто ничего не объявлял. Я и не понимал, зачем мне это Карл
ФЈдорович крикнул. Только вот прошлой осенью, в ссылке, когда меня уж очень
забрало, один старичок-гинеколог, мой друг, стал настаивать, чтоб я
запросил. Я написал в свой лагерь. Ответа не было. Тогда написал жалобу в
лагерное управление. Месяца через два ответ пришЈл такой: “При тщательной
проверке вашего архивного дела установить анализа не представляется
возможности.” Мне так тошно уже становилось от опухоли, что переписку эту я
бы бросил, но поскольку всЈ равно и лечиться меня комендатура не
выпускала,– я написал наугад и в Омск, на кафедру патанатомии. И оттуда
быстро, за несколько дней, пришЈл ответ — вот уже в январе, перед тем, как
меня выпустили сюда.
— Ну вот, вот! Этот ответ! Где он?!
— Людмила Афанасьевна, я сюда уезжал — у меня… Безразлично всЈ. Да
и бумажка без печати, без штампа, это просто письмо от лаборанта кафедры.
Она любезно пишет, что именно от той даты, которую я называю, именно из того
посЈлка поступил препарат, и анализ был сделан и подтвердил вот…
подозреваемый вами вид опухоли. И что тогда же ответ был послан
запрашивающей больнице, то есть нашей лагерной.